Редкая фамилия


01-01-2011,

Жил-был мальчик с редким именем и фамилией — Кузьма Холост. Пока он был маленьким, он не придавал никакого значения своей фамилии. Достаточно было того, что его постоянно дразнили сверстники за его имя.

Мама успокаивала:

— Не обращай внимания, сынок, они — глупые, не понимают ничего. Кузьмой звали твоего дедушку, а он был серьёзный человек…

Кузины сверстники действительно ничего не понимали в серьёзности его имени и продолжали дразнить.

Но, вот Кузя подрос и пошёл в школу, и всё внимание дразнящих и подшучивающих переключилось на его редкую фамилию. И, если в младших классах всё ещё было вполне безоблачно, то с началом полового созревания картина резко ухудшилась.

Особенно усердствовали сверстницы:

— Эй, холостой, женись на мне! — кричала одна егоза.

— Нет, на мне! — вторила ей другая.

— Да чего вы спорите, — вступала третья, — он на нас всех может жениться, потому что всегда холост.

И со звонким заливистым смехом стайка девчонок упархивала, оставляя Кузю в немалом смущении и замешательстве.

— Мам, — говорил Кузя дома, — а давай фамилию сменим, дразниться никто не будет.

— Что ты, сынок, разве можно такую фамилию менять? Людей с такой фамилией на всю страну по пальцам пересчитать можно. Такой фамилией гордиться нужно!

Да, уж — погордишься тут, когда одноклассники на перемене кричат:

— Неженатый, дай домашку по алгебре списать!

— Я не неженатый, — сердито отвечал Кузя.

— А кто же ты?

— Я — Холост.

— А, что в лоб, что по лбу: результат один — шишка, — ухохатывались остряки.

Школа закончилась, но проблемы, связанные с фамилией, и не думали этого делать.

Когда мама узнала, что Кузя стал встречаться с девушкой, она радостно заволновалась:

— Девушка-то хорошая?

— Хорошая, мам, хорошая. Чего я буду с плохой встречаться?

— А звать-то её как?

— Варя.

— Ой, имя, какое хорошее, значит и девушка должна быть под стать имени.

— Мам, ну я же сказал: хорошая девушка!

— Вот, сынок, женишься, пойдут детки — мои внуки, надо, чтобы обязательно мальчики были, хотя бы один. Но, лучше — несколько…

— Это почему так обязательно?

— Ну, как же, — продолжатели рода Холостов. Фамилия наша исчезнуть может, если у тебя одни девочки будут.

Кузя представил себе трёх мальчишек, похожих на его детские фотографии и то, что им предстоит такой же мучительный путь через детство и отрочество, полный насмешек и унижения, и ему стало до боли жаль своих будущих отпрысков.

Но встречи Кузи и девушки с хорошим именем Варя вскоре по непонятным причинам прекратились. Мама расстроилась куда больше, чем Кузя. А Кузя долго горевать не стал и вскоре познакомился с другой девушкой, тоже с неплохим именем — Оля. Но и с Олей отношения прекратились, не успев толком начаться. Потом были Света, Вера, Эльвира и опять Света… Кузя не терял надежды и не переставал знакомиться после очередного неожиданного расставания. Да и как можно остановиться, сдаться, когда на него возложена такая ответственная миссия: продолжение исчезающего на планете рода Холостов.

Но, даже у исполняющего такую ответственную миссию может закончиться энтузиазм и начаться депрессия, когда в течение нескольких лет несколько десятков девушек переставали приходить на свидания через месяц после знакомства, а иногда даже через неделю.

Кузину кручину заметил его старший товарищ — Михалыч, в обеденный перерыв в столовой. Они всегда обедали вместе.

— Ты чегой-то, Кузьма, нос повесил?

Кузя изложил Михалычу всю историю своих безуспешных поисков спутницы жизни без утайки, как на духу.

— Значит, дальше букетно-конфетной стадии у тебя ни с кем не заходило?

— Ну, как: встречались, целовались, обнимались…

— Ага, — хитро подмигнул Михалыч, — а после чего девчата переставали с тобой встречаться? Что ты им перед этим говорил, или может делал?

— Да, вроде, ничего необычного.

— А фамилию твою они, когда обычно узнавали, в начале знакомства или в конце? Или ты вообще им фамилию не называл?

— А при чём тут моя фамилия? — насторожился Кузя в ожидании подвоха, но глаза Михалыча смотрели на него внимательно и серьёзно.

— Может и не при чём, ты вспоминай давай.

Кузя погрузился на несколько минут в воспоминания. Михалыч ему не мешал, молча хлебая из тарелки, изредка бросая на Кузю короткие взгляды.

Наконец Кузя оживился:

— Вспомнил, Михалыч, похоже, что каждая начинала меня динамить после того, как узнавала мою фамилию.

— Так я и думал, — сказал Михалыч негромко, глядя куда-то сквозь стену.

— Что ты думал? — заинтересовался Кузя.

— Что виной всему твоя фамилия.

— Это как?

— А вот так! Ты когда ещё к нам только пришёл, ещё таким, совсем сопливым мальчишкой, и я услышал, как тебя звать, так и подумал: «С такой фамилией не просто парню будет жениться».

— Да почему ж ты так подумал?!

— А ты сам посуди: какая же девка захочет выйти замуж так, что её муж останется холост?

Кузя весь вспыхнул, ему показалось, что Михалыч всё-таки разыгрывает его:

— Ты это серьёзно?!

— Да, уж какие тут могут быть шутки.

Михалыч действительно не шутил, и Кузя опять погрузился в тягостные раздумья, ковыряя вилкой недоеденный обед.

— Что же мне теперь делать? – задал давно крутившийся у него вопрос Кузя, когда они с Михалычем выходили из столовой.

— На мой взгляд, Кузьма, выход у тебя один – менять фамилию, если, конечно, не хочешь всю жизнь бобылём прожить.

— Михалыч, нельзя мне фамилию менять, род Холостов и так того гляди исчезнет!

— Тогда поступай, как сам знаешь. А по мне, так лучше род с другой фамилией продолжить, чем не продолжить его вообще…

Вечером Кузя опять заговорил с мамой о смене фамилии, но мама ничего и слышать об этом не хотела, и Кузя не стал настаивать.

С девушками Кузя знакомиться перестал.

Время летит быстро. Вот уже Кузя отпраздновал своё тридцатилетие, если это можно было назвать празднованием. Ни жены, ни невесты, ни друзей. Даже Михалыча не удалось пригласить, он уже на пенсию вышел и уехал жить в деревню. Так и сидели вдвоём с мамой за столом. Да, ещё соседка, тётя Лида заскочила на полчасика.

Все Кузины одноклассники давно уже обзавелись семьями, некоторые уже не по одному разу. Он иногда встречал кого-нибудь из них, прогуливающихся с детьми, и чинно раскланивался при встрече. Но не более того.

Чтобы не запить от тягостных раздумий, Кузя стал читать разные умные книжки о самосовершенствовании. В книжках говорилось: «Измени себя и ты изменишь весь мир». Кузя не собирался менять весь мир, его устроило бы изменение своей жизни. А изменение себя он хотел бы начать с фамилии.

Вдруг неожиданно ушла мама. Она это сделала по-английски: быстро и не попрощавшись. Когда её не стало, Кузя особенно остро ощутил своё одиночество. Надо было что-то уже делать со своей жизнью, и он решил: «Пора!»

Но, как оказалось, выбрать новую фамилию не так просто. Кузя весь ушёл в поиски. Он не мог толком работать. Не мог есть, не мог спать. В его голове крутились десятки, а то и сотни самых различных фамилий, но ни одна не казалась ему достойной заменить его уникальную фамилию Холост. Он просиживал часами за телефонными справочниками, просматривая множество фамилий, подчёркивая, выписывая в тетрадь. Он даже пытался скомбинировать из нескольких фамилий одну, но результат его не удовлетворял.

Вконец измаявшись, он забросил это занятие. Стал опять перечитывать умные книжки вечерами, после работы. А по выходным прогуливался в парке. Он очень любил там один уголок, где с высокого холма открывался шикарный вид на запад. К этому месту не подходили парковые дорожки, поэтому там редко кого можно было встретить, и никто не мешал Кузе любоваться в погожие вечера закатами. Однажды во время одного заката ему пришла интересная мысль: Раз у него такая редкая и уникальная фамилия, что, возможно, больше в целом мире никого с такой фамилией и не осталось, кроме Кузи, значит и менять её надо на такую же уникальную и неподражаемую. А раз значение его фамилии привело его к безбрачию, то значение новой фамилии должно быть прямо противоположное. Женат! Точно! И как оригинально! Никого в целом мире больше не найти с такой фамилией!

Последующие несколько недель Кузя провёл за оформлением разных документов, заполнением анкет, ожиданиями в очередях. И вот – наконец-то, сбылось! У Кузи в руках паспорт, где стоит его новая фамилия, и это – начало его новой жизни!

Знакомиться с симпатичными и незамужними девушками, когда перевалило за тридцать, оказалось несколько сложнее, чем в двадцать пять. Но Кузя снова был полон энтузиазма.

Но прошло какое-то время и его энтузиазма стало немного меньше. Затем прошло ещё какое-то время и его энтузиазма стало ещё меньше. Затем прошло ещё какое-то время…

Короче, через несколько лет Кузя опять был в депрессии. Он понял, что его новая уникальная фамилия распугивает претенденток на звание его жены не хуже, чем предыдущая. То ли они не хотели выходить за женатого, то ли не хотели сами становиться женатыми – не столь важно. Главное, что, став по паспорту Женатым, Кузя оставался по жизни холост.

Что делать дальше Кузя не знал. Как поменять себя, чтобы изменилась его жизнь? Если бы можно было поговорить с мудрым Михалычем. Но Михалыч жил где-то далеко, в деревне, в глуши. Если ещё жил. Потому что давно от него не было ни слуху, ни духу. Чтобы как-то выйти из ступора Кузя опять стал гулять в парке и захаживать на свой любимый холм. После наблюдения очередного неподражаемого заката Кузя возвращался домой умиротворённый и понимал, что жизнь не закончилась, и всё ещё можно начать с начала. В конце-концов он так и решил поступить: начать всё с начала.

— Что ж, — рассуждал Кузя, — если один раз поменяв фамилию, он сделал это неудачно и не получил ожидаемого эффекта, то что ему мешает сделать это ещё раз? Вот, только теперь нужно не промахнуться.

Кузя опять засел за телефонные справочники, опять целыми часами что-то выписывал в свою тетрадь. Наконец он решил:

— Если уникальность и первой и второй фамилии не привела его к семейной жизни, значит, его новая фамилия должна быть абсолютно обычная и самая распространенная. Это же проще пареной репы – Иванов – фамилия, на которой вся страна держится.

И вот, пройдя все тяготы переоформления, Кузя получил новый паспорт с новой, такой простой и милой фамилией Иванов. Всё, теперь он уж точно обретёт семейное счастье! Кузя опять почувствовал себя женихом, как лет пятнадцать назад.

Но потенциальную невесту, оказалось, найти ой как не просто. Почти все женщины Кузиного возраста или близкого к нему давно были замужем, а те немногие, что были свободны, Кузе были совсем не интересны. Ему больше всего нравились девушки лет двадцати с небольшим, но, когда он пытался пригласить очередную молодку на свидание, та глядела на него удивлённо, и в девичьих глазах легко читалось: «Вам чего, дяденька?» Были и такие девушки, которых не смущала разница в возрасте, но, быстро поняв, что деньги у Кузи в большом количестве не водятся, сразу теряли к нему интерес.

Будучи с фамилией Холост и, даже с фамилией Женат, Кузе удавалось, познакомившись с девушкой начать с ней встречаться, узнавать её поближе, во всех отношениях. И только когда очередная претендентка узнавала Кузину фамилию, свидания прекращались. Теперь же и познакомиться далеко не всегда удавалось, а о свиданиях уже и речи не шло, так что новая Кузина фамилия абсолютно никого не интересовала.

Но, Кузя, как и в прежние времена, легко сдаваться не собирался и был преисполнен энтузиазма. Но, как и в прежние времена, не подкреплённый ни одной маломальской победой Кузин энтузиазм стал постепенно угасать. Хоть Кузя всё ещё не сдавался, воодушевления для новых знакомств месяц от месяца становилось всё меньше и меньше.

Именно на этом спаде он и встретил своё сорокалетие. То, что этот юбилей в народе не принято отмечать было как нельзя кстати. Кузе абсолютно некого было пригласить на застолье, если бы он решил таковое устроить.

Ещё около года он время от времени пытался с кем-то познакомиться. Но, вот он разменял пятый десяток и окончательно убедился, что зря поменял фамилию в очередной раз. Знакомиться с девушками дальше не было никакого смысла.

И тут ему попалось на глаза объявление о встречах одиноких людей в клубе знакомств «Кому за 40». Скорее просто из любопытства, чем в надежде встретить свою судьбу, Кузя позвонил по указанному в объявлении номеру. Он услышал на другом конце провода приветливый женский голос:

— Добрый вечер, клуб знакомств «Кому за 40».

— Здравствуйте, мне как раз и есть за сорок.

Услышав мужской голос, собеседница очень оживилась:

— Как замечательно, что Вы нам позвонили! Приходите — не пожалеете! У нас мужчины в дефиците, так что будете наверняка пользоваться большой популярностью в нашем клубе.

Кузю это немного приободрило:

— А как у вас там всё устроено? Ну, как всё происходит?

— Вы не волнуйтесь, у нас в клубе всё очень уютно и деликатно. Вначале Вы зарегистрируетесь у секретаря как новый участник клуба. Секретарь выдаст Вам бейдж — это такая табличка с вашим именем и фамилией, закрепляется на груди. Потом Вы пройдёте в зал. Там очень уютно, негромко играет приятная романтичная музыка, стоят удобные кресла, небольшие столики, работает кафе, можно что-нибудь заказать, можно потанцевать. Словом: обстановка способствует приятному раскрепощённому общению и новым интересным знакомствам.

После слов о бейдже Кузя больше почти ничего не слышал. Он так хотел, чтобы хоть одна девушка узнала, что у него такая простая и распространённая фамилия, а, узнав, полюбила. И тогда они поженятся, и он — Кузя уже никогда не будет так одинок.

— Вы хотели бы к нам приехать? — вопрос любезной собеседницы вырвал Кузю из его сладких грёз.

— Да, а где находится клуб?

Девушка продиктовала адрес.

И вот Кузя заходит в зал клуба знакомств. Бейдж на левом лацкане его пиджака сообщает всему миру что он — Кузьма Иванов.

Да, девушка по телефону сказала правду, мужчины здесь действительно в дефиците. Из тех немногих мужчин, что Кузя увидел в зале, он единственный находился в возрасте за сорок. Всем остальным было за шестьдесят, а некоторым, возможно, и больше.

Зато женщин было множество и многие из тех, что помоложе, как только Кузя появился в зале, сразу оживились, заулыбались, стали поправлять причёски. Но, даже самые молодые из них были уже далеко не так молоды. А Кузя ощущал себя двадцатипятилетним и не очень-то представлял себя рядом с женщиной на пятнадцать лет старше.

Чтобы не стоять посреди зала как столб, Кузя присел за небольшой круглый столик. Не прошло и минуты, как к нему подошёл официант поинтересоваться на счёт заказа. Кузя попросил чашечку кофе. Не успел официант удалиться, как у Кузиного столика появилась другая персона.

— Добрый вечер, — прошелестел над Кузиным ухом нарочито чувственный голос с лёгким придыханием.

— Здравствуйте, — ответил Кузя, поднимая голову.

Рядом с Кузей стояла довольно стройная дама в алом обтягивающем её фигуру платье, нижний край которого не слишком стремился скрыть плотные бёдра своей хозяйки. Впрочем, основную стройность её фигуре придавал изрядно затянутый широкий тёмный пояс.

— Разрешите присесть? — поинтересовалась дама всё тем же бархатным голосом с придыханием.

— Разве я могу Вам запретить? Присаживайтесь, — ответил Кузя.

Дама села за столик не напротив, а сбоку от Кузи, и ему было не очень удобно её рассматривать, но он всё же смог рассмотреть. Профессионально наложенный на лицо макияж тщетно пытался скрыть его возраст. В улыбке и взгляде женщины проскальзывало что-то хищное. Глубокое декольте выставляло на всеобщее обозрение довольно пышный бюст и, без Кузиного разрешения, как магнитом, притягивало его взгляд. Прикреплённый сбоку от декольте бэйдж информировал, что хозяйку бюста зовут Элеонора Рыбак.

— А Вы не обращайте внимания, — это фамилия моего последнего мужа, — поспешила объяснить Элеонора, перехватив Кузин взгляд.

— Последнего мужа?.. — переспросил Кузя, поднимая глаза.

— Ну, бывшего, конечно, — уточнила Элеонора.

— И много у Вас было мужей?

— Ой, что Вы такие вопросы задаёте, лучше закажите даме шампанского.

Официант как раз принёс Кузин кофе, и Кузя заказал шампанское.

— Скажите, Кузьма, а Вы были женаты? — поинтересовалась Элеонора.

— Нет, — честно признался Кузя.

— Как же так получилось?

— Да, знаете… всё, как-то некогда было, — начал выворачиваться Кузя, — вначале была учёба, потом — работа, потом — маменьку похоронил, тоже — не до свадьбы…

— И что же, Вы живёте совсем один?

— Ну… грубо говоря, да, — признался в горькой правде Кузя.

— Это никуда не годится, — сделала вывод собеседница, — такой интересный мужчина, и — один.

Официант принёс шаманское. Элеонора царственно подняла бокал:

— Кузьма, давайте выпьем за нас с Вами.

— С Вашего позволения я буду пить кофе, — Кузя желал сохранить трезвый ум рядом с этой женщиной.

— Вы что же, не пьёте шампанского?

— Фактически нет.

— А как Вы вообще относитесь к спиртным напиткам?

— Я к спиртным напиткам не отношусь, — уклончиво ответил Кузя, — а почему Вы спросили?

— Просто все мои мужья почему-то любили эти самые напитки больше, чем меня.

— А сколько всё же их было? — не унимался в своём любопытстве Кузя.

— Ой, да что Вы всё обо мне, — сделала скучное лицо Элеонора, — давайте лучше о Вас. Вот Вы сказали, что живёте совсем один, и что же Вы так и ходите там один в пустой квартире?

— Ну, почему в пустой? Там мебель есть.

— Мебель — понятно. Я имела в виду, что Вы один одинёшенек в целой квартире?

— Ну, да. Я привык.

— Это — ужасно! Вам нужно срочно избавляться от этой вредной привычки! Поедемте к Вам.

— Зачем?

— Я помогу Вам избавиться от привычки к одиночеству, — томно сказала Элеонора, стрельнув на Кузю глазами.

— Заманчивое предложение, — ответил Кузя, отводя глаза.

— Ну, так поедем!

— Я должен это обдумать.

— Такой интересный мужчина и такой нерешительный, — Элеонора смотрела на Кузю выжидательно, — Кузьма, Вы так и хотите прожить всю жизнь один?

Кузьма потянулся к бутылке:

— Хотите ещё шампанского?

— Не откажусь.

Элеонора глотнула из бокала и с лёгкой досадой поставила его на стол:

— Не привыкла пить шампанское в одиночку, — после непродолжительной паузы, — может, всё же присоединитесь?

— Нет, спасибо, — отказался Кузя, прихлёбывая из чашки.

— Какой Вы всё-таки редкий и необычный мужчина: и холост, и непьющий. И откуда только взялось такое чудо?

— Известно откуда, — не моргнув глазом, ответил Кузя, — я таким родился.

Элеонора залилась смехом:

— Ох, какой Вы остроумный! Обожаю остроумных мужчин! Кузьма, мы просто созданы друг для друга. Вы будете развлекать меня своим остроумием, я окружу Вас любовью и заботой. Нам будет вместе очень хорошо. Поедемте к Вам, к чему терять время? Мы совьём из Вашей холодной холостяцкой квартиры уютное семейное гнёздышко и будем вместе безумно счастливы. Поедемте! — Элеонора томно, с придыханием шептала Кузе в самое ухо, а её пышный бюст прижимался к Кузиному боку всё сильнее и сильнее, словно нос ледокола, стремящегося сокрушить торос, возникший на его пути.

— Знаете, не очень желая того, я ввёл Вас в некоторое заблуждение — Кузя немного отодвинулся от бюста.

— Какое заблуждение?..

— У меня нет своей квартиры, я живу в общежитии, в комнате с ещё тремя товарищами, так что мне некуда Вас пригласить, — Кузя смотрел в свою чашку, чтобы не встретиться взглядом с Элеонорой.

— В общежитии?.. — бюст сразу отодвинулся назад.

— Да. И, еще: моя настоящая фамилия Холост, а Иванов, это — так, псевдоним.

— Холост?..

— Да, очень редкая фамилия.

Элеонора выглядела так, словно её ударили чем-то тяжёлым по голове и она никак не может от этого оправиться.

— Да, действительно очень редкая и необычная фамилия. Вы, Кузьма, никуда не уходите, я сейчас вернусь. Мне нужно попудрить носик.

Элеонора Рыбак покинула зал. А Кузя неспеша допил кофе, неспеша рассчитался с официантом за напитки, и также неспеша вышел из клуба на улицу. Он не спешил, потому что знал: дама в алом платье не вернётся. Кузя шёл по вечернему городу, и ему впервые в жизни не было совестно за то, что он кому-то соврал. «Попадёшься этому Рыбаку на крючок и сам не заметишь, как окажешься на сковородке вычищенный и выпотрошенный», — думал Кузя. Увидев по пути урну, он снял и выбросил в неё свой бэйдж.

День шёл за днём, неделя тянулась за неделей, ничего, как будто не изменилось. Кузя всё так же ходил на работу, в выходные гулял в парке, а в погожие вечера любовался закатами. Но с течением времени ему становилось всё хуже и хуже. Работа всё меньше интересовала его, всё реже ему хотелось гулять, и неповторимая красота закатов уже почти не волновала его.

Происходило это потому, что Кузя всё отчётливее понимал, что жизнь его абсолютно бессмысленна. Ничто не напомнит людям, когда он уйдёт в мир иной, о том, что жил некто Кузьма по фамилии не то Холст, не то Женат, а может просто Иванов. Потому, как жизнь его, вроде бы и человечья, но мало чем принципиально отличается от, например, собачьей. Точно так же он ест, пьёт и спит. Ну, разве, что ещё на работу ходит. Так и собака бывает, службу несёт. Только собака ещё обычно после себя потомство оставляет, а после него и этого не останется. И коль жизнь его абсолютно бессмысленна, то и нет смысла её продолжать.

Мысль о том, что раз все попытки изменить свою жизнь не увенчались успехом, значит, пора уже её заканчивать, всё чаще стала приходить в его голову, пока совсем не вытеснила собой все остальные мысли.

Однажды, тихим осенним вечером Кузя, проходя по мосту через реку, остановился и взглянул на запад. Там, в багряных лучах заходящего солнца, полыхало небо. Природа вся затихла, и ни один золотой листок не трепетал на деревьях, а зеркальная гладь реки отражала в себе закатное зарево.

«Подходящее время, чтобы уйти», — подумал Кузя и, шагнув к перилам моста, глянул вниз. Высота была приличная. «И место вполне подходящее», — сказал он негромко самому себе.

Он смотрел на прекрасный закат и не видел его, потому что перед его мысленным взором проходила вся его жизнь с самого детства. Все обиды и насмешки, подъёмы и падения, преодоление жизненных невзгод и человеческого непонимания. Стоило ли всё это проходить, выбираться, выкарабкиваться? И зачем?

«Хватит уже со всем этим тянуть. Пора заканчивать», — подумал Кузя и, наклонившись через перила, глянул вниз на водную гладь. Далеко внизу, в жидком зеркале, он увидел своего двойника, готового прыгнуть вверх, ему на встречу из своего зазеркального мира, навсегда покинув его.

— Неженатый, привет! — Кузе на плечо легла рука. Он распрямился и обернулся. Рядом приветливо улыбаясь, стоял его бывший одноклассник Толик Терехов:

— А я иду, смотрю: ты или не ты? А как вплотную подошёл, понял: точно Кузьма!

— Привет, Толик, — ответил Кузя, и сам не узнал своего сдавленного, осипшего голоса.

Толик вмиг посерьёзнел и внимательно взглянул Кузе в самые глаза, будто хотел заглянуть в его душу:

— Э, брателло, у тебя случилось, что ли чего?

— Да, не, Толь, всё нормально, стою вот, закатом любуюсь, — голос по-прежнему его не слушался.

— Знаешь, Кузьма, я тут в одно приятное место направлялся, — начал Толик, обнимая Кузю за плечи и увлекая за собой, — и всё думал: кого бы мне с собой за компанию прихватить?

— Да, не, Толь, — попытался освободиться от объятий Кузя, — я тут закатом…

— Закат уже почти погас, — Толик показал свободной рукой на запад, — и тебя здесь одного я не оставлю, твой вид мне совсем не нравится, так что не вырывайся.

Приятное место, в которое направлялся Толик, оказалось вполне обычным питейным заведением. Бывшие одноклассники устроились вдвоём за угловым столиком. Толик в честь встречи взял хорошего коньяка и уломал-таки Кузю «по маленькой». После третьей «маленькой» Кузя почувствовал, как взведённая пружина внутри него ослабла, и ему стало значительно легче. Толик всё расспрашивал его, и, когда Кузя рассказал ему о злоключениях последних двадцати лет, ему стало ещё легче.

— Старик, так значит, ты уже не Холост?

— По фамилии я уже несколько лет как Иванов, а по факту — всё так же холост, — с горькой усмешкой ответил Кузя.

— Надо же, как получилось, даже в голову не могло прийти, что из-за фамилии у человека личная жизнь может не сложиться! Ты уж прости, брателло, что дразнил тебя в школе. Не по злобе это было, а так — от глупости детской.

— Да, ладно, Толь, уже простил.

Они крепко пожали друг другу руки, и Толик налил ещё по «маленькой».

— Давай, за искусство прощения! — выпив, Толик продолжил, — А то, что ты не женился, так может оно и к лучшему. Вон Серёга Понамарёв, помнишь такого?

— Помню, отчего ж не помнить.

— Ну, так вот, женился по любви, весь такой счастливый. Я у него на свадьбе свидетелем был. А через десять лет они с женой каждый день собачились так, что глотки друг другу готовы были перегрызть. Когда разводились жена с тёщей через суд у него квартиру-то и оттяпали. Теперь живёт в коммуналке и алименты каждый месяц платит. Счастливый, до безобразия…

— Всяко в жизни бывает, — сделал философский вывод Кузя.

— Или, чего далеко ходить, взять меня, — продолжал Толик, — я тоже по любви женился, всё вначале гладко было, а потом пошло поехало… Сколько раз тоже хотел развестись, но как посмотрел на Понамарёва и решил: «Ну его к лешему! Перетерплю!» Вот и терплю. Если с корешами после работы выпил, так домой потом, хоть не приходи. Сразу начинается: «Вот, опять свои зенки бесстыжие залил! Глаза б мои на тебя не смотрели!..» Мне всегда ей после этих слов хочется сказать: «Так не хошь смотреть и не смотрела бы! Не заметила бы, что я выпил, и мои нервы целее были бы, и твоё горло не надрывалось!..»

— Ну, раз хочется, так и сказал бы.

— Я так однажды и сказал…

— А она?

— Ничего.

— Что, просто промолчала?

— Да, молча сковородку схватила. Я еле в туалет спрятаться успел. С тех пор молчу, зубы стисну и ничего не отвечаю.

— Однако…

— Это ещё полбеды. Если дома после работы или в выходные книжку захочешь почитать или просто вздремнуть, так жена тут как тут. И это надо починить, и то сделать, и туда сходить, и сюда сбегать. Не сидится ей спокойно, когда муж ничего по дому не делает.

— Чего она у тебя такая вредная?

— Да нет, не во вредности дело.

— А в чём же?

— Можно сказать в её природном предназначении.

— Это ты материнство имеешь в виду?

— Материнство и всё, что с ним так, или иначе связано: дом, семья, средства на поддержание всего этого…

— Так разве к мужчинам это никак не относится?

— К нам — мужикам это относится скорее потому, что нас приучили думать, что это так. Мудрость типа: «Настоящий мужчина должен построить дом, вырастить сына и посадить дерево», — не более, чем навязанная идея. Посуди сам: если некто объездил за свою жизнь полмира и написал пару десятков ярких, мудрых и увлекательных романов, и ему просто некогда было строить дома, растить сыновей и сажать деревья, он что уже не мужчина? А, если бы он построил, вырастил и посадил, то врядли бы столько объездил и написал. Его просто не хватило бы на столько, потому что он потратил бы большую часть себя на то, чтобы стать заурядной личностью, как тысячи и миллионы мужиков вокруг, поскольку, чтобы построить, вырастить и посадить, не обязательно быть каким-то выдающимся. Достаточно просто задвинуть своё мужское стремление к познанию мира и самовыражению ради женского природного предназначения.

— Толя, ты извини, конечно, но, по-моему, это — шовинизм.

— Да, нет, старичок. Это — реализм. Я тебе другой пример приведу. Во все времена мужчина стремился к познанию мира и самопознанию, ради этого он готов был даже пожертвовать жизнью. Выражалось это через такие сферы как искусство, наука, исследовательские и военные походы. Ну, и тому подобное. Женщине в принципе исследование жизни тоже не чуждо, но программа продолжения рода в ней столь сильна, что в подавляющем большинстве глушит всё остальное, и жизнью рисковать женщина готова именно ради продолжения рода. Никакой мужик, выносив, родив и выкормив одного ребёнка, на повторное прохождение через все эти муки не согласился бы ни за какие коврижки. А многие женщины идут на это совершенно добровольно и второй, и третий, и четвёртый раз. И большинство из них не дуры и не мазохистки. Они просто женщины. Посмотри, маленькие девочки, едва научившись ходить сами, уже нянчат кукол, катают коляски и играют в дочки-матери, а когда кукольный возраст позади — спят и видят себя невестами. Мальчишки же мечтают стать космонавтами, моряками, конструкторами, путешественниками-первооткрывателями, полководцами. И игры у них соответствующие. Видел ты хоть одного мальчика, мечтающего стать мужем или отцом? Фактически до полового созревания два пола живут в параллельных мирах. А параллели, как известно, не пересекаются. Они так и проживали бы всю жизнь в разных мирах, поскольку интересы у них разные, если бы на сцену не выходило половое влечение. У пацанов — это просто желание секса. У девчат — это не столько желание секса, сколько желание воплотить своё стремление к материнству. И включается принцип: хочешь секса — женись.

— Получается, стремление к продолжению рода подводит женщин к тому, что они, используя мужское либидо, навязывают мужчинам образ жизни, позволяющий лучше реализовать их женское предназначение?

— В целом так оно и есть. Но такая картина не будет полной. На самом деле не женщины, а те, кто манипулирует обществом, создали эту систему.

— Зачем?

— Большим количеством свободных, творческих и незаурядных личностей трудно манипулировать. Такими людьми вообще трудно манипулировать. А те, кто живёт из дня в день в заботах о прокорме семьи, кто втиснут в узкие социальные, экономические и Бог ещё знает какие рамки, становится очень легко дрессируем. Вот откуда растут ноги у догм про дома, сыновей и деревья и тому подобное.

— Ты прямо-таки ушат холодной воды на меня вылил.

— Да ты, брателло, что я тебе наговорил, близко к сердцу не принимай, это мои субъективные умозаключения. Я к чему всё это веду. Я то уже впрягся, и мне теперь до конца эту лямку тянуть, а ты вот сокрушаешься, что тебе хомута на шею жизнь не уготовила. Так может тебе радоваться надо? Может жизнь тебя в другом амплуа видеть хочет?

— В каком другом?

— Так вот и подумай об этом на досуге. Домой придёшь и подумай. Ты то — дома хозяин, можешь хоть целыми сутками сидеть и размышлять о чём хочешь. Цени это. Мне о таком только мечтать приходится. Давай выпьем за твою самореализацию.

Пропустили ещё по маленькой.

— Я всё-таки не очень представляю в какой области я могу самореализоваться, — пытался определиться Кузя.

— Хорошо, я попробую тебе помочь, — предложил Толик, — военная область тебя интересует?

— Не, мы — мирные люди…

— Но наш бронепоезд… — продолжил Толик, — как на счёт политики?

— Политика — это грязное дело.

— Согласен. Наука?

— Научных степеней не имею, как и склонности к наукам.

— Искусство?

— Даже и не знаю… Это такое широкое понятие.

— А я помню, что ты, Кузьма, в школе всегда имел пять по рисованию, и в стенгазетах все рисунки были твои.

— Ну, ты нашёл что вспомнить. А я вот помню, какие ты стихи писал:

Урок литературы настраивает нас

На царствование рифмы, где властвует Пегас.

— Да, было дело, — согласился Толик и продолжил:

Но вот прошли все сроки,

И кончились уроки,

И мы на улицу идём,

И смело пачку достаём.

И вот уже «Пегас»

Зажат в зубах у нас.

Последние две строчки они прочли хором и рассмеялись от того, как слаженно у них получилось.

— Да, были времена, была юность, были сигареты с крылатым конём… — вздохнул Толик.

— А как теперь у тебя со стихами? — поинтересовался Кузя.

— А никак. Нет больше поэта Анатолия Терехова. Погиб поэт — невольник чести… Убил я в себе поэта своими собственными руками. Давай выпьем за его упокой.

— Да ладно, Толян, ты же живой.

— Я живой, а поэт — мёртвый…

— А как такое получилось?

— Очень просто: быт заел. Никакой поэзии, сплошная проза жизни. Надо было бабки зарабатывать, семью кормить. Некогда было писать, и негде. Вот я его в себе и придушил своими же руками. Впрягся и стал рабом. Рабом семьи, рабом денег, рабом жизни… Только в кабаке и чувствую себя свободным.

Вдруг Толик продекламировал зычным голосом:

По утраченной свободе не стоит плакать, право,

Ведь двадцать первый век давно уж на дворе,

И каждый волен, и имеет право

Напиться в Питере, иль надербаниться в Дербенте, иль набухаться в Бухаре.

За несколькими столиками раздались жидкие аплодисменты. Толик театрально раскланялся.

— Видишь, у меня даже есть почитатели.

— Ну, вот и стихи. А говоришь, что не пишешь.

— Это — не стихи. Это — крик души! Давай всё же выпьем. Не хочешь за упокой поэта Терехова, давай за поэзию.

Выпили по «маленькой» за поэзию.

— Ты, всё-таки зря, старичок, не слушаешь меня по поводу живописи. Раз ты, нигде этому не учась, так в детстве рисовал, значит, тебе был дан этот дар свыше, а кто не развивает дар, данный ему свыше, тот становится горьким пропойцей вроде меня. Но меня голыми руками не возьмёшь! Я им всем ещё покажу кузькину мать!

— Не покажешь…

— Это ещё почему?

— Мама умерла десять лет назад.

— Давай выпьем за упокой её души.

— Давай…

Они шли по ночному городу, поддерживая друг друга. Фонарные столбы кидались им навстречу.

— Кузьма, обещай мне, что в ближайшие дни купишь краски, кисти, холст и всё такое и начнёшь рисовать. Обещаешь?

— Обещаю, — кивнул Кузя.

— Кстати, слово «холст» и твоя фамилия Холост очень созвучны. Это не спроста, старик.

— Толян, ты замечаешь такое созвучие в словах, ты — настоящий поэт.

— Спасибо, старик. Кстати, у японских художников есть традиция трижды за жизнь поменять своё имя.

— Это зачем?

— Чтобы осознать себя в новом качестве и посмотреть на мир с новой позиции. Ты — хоть и не японский художник, но уже это сделал, так что внутренняя подготовка у тебя есть. Осталось дело за малым — начать писать. А ты чего вдруг нос повесил? Маму вспомнил?

— Не, жалко, что фамилию поменял. Я думаю: может обратно свою фамилию взять?

— Не заморачивайся на счёт фамилии. Ведь на самом деле ничего не изменилось.

— Ты думаешь?

— Конечно. Ты, как был Холост, так им и остался.

Оба расхохотались.

— Знаешь, Толян, — Кузя вдруг посерьёзнел, — я ведь теперь твой должник.

— Забудь, брателло, я сегодня угощал.

— Я не об этом. Ты сегодня мне жизнь спас.

— А, вот ты о чём. Неужели ты думаешь, я смог бы спокойно пойти дальше, оставив тебя сводить счёты с жизнью?

— Так ты всё понял?

— У тебя на лбу было написано, что ты собираешься сигануть с моста.

На перекрёстке нужно было расходится по домам.

— Сейчас приду и буду представлять себя моряком, — заявил Толик.

— Из-за того, что штормит?

— Не, буду слушать вой «сирены».

— Так может пойдём — у меня переночуешь?

— Будет ещё хуже. Потом придётся доказывать, что не ночевал у другой женщины.

— Пусть она доказывает, что ты ночевал у другой женщины.

— Не, презумпция невиновности здесь не работает.

Кузьма сдержал обещание и вскоре купил мольберт, холст, кисти и масляные краски. И ещё учебник по живописи, он ведь никогда не писал маслом, ему предстояло осваивать самые азы. Но самообучение давалось ему на удивление легко. Живопись увлекала и захватывала его.

Через некоторое время он уже писал пейзажи, с каждым разом всё лучше и лучше. Именно пейзажи были его коньком. Иногда написанный им пейзаж оживляла маленькая фигура одинокого прохожего.

Но лучше всего Кузе давались закаты. Некоторые маститые художники признавались, что даже им порой не удаётся так гармонично передать всю гамму закатного неба. Кузины работы стали появляться на вернисажах, и известные ценители живописи платили за них вполне приличные деньги. А дома у поэта Анатолия Терехова появилось потрясающей красоты полотно в правом нижнем углу которого была подпись: «Моему другу и спасителю Толе. К. Холост».

Кузя положил цветы на плиту рядом с фотографией.

— Здравствуй, мама. Наконец-то твой сын нашёл себя в этой жизни, и жизнь его обрела смысл. Теперь у меня есть дети, много детей. Их становится всё больше, они разлетаются по всему миру и каждый несёт нашу фамилию. Так что не волнуйся, фамилия наша не исчезнет, даже когда мне придёт время покинуть этот мир. Надеюсь, это будет не скоро, потому что я многое ещё хочу успеть.

14 декабря 2010 г.

Рубрика: Рассказы.

Комментариев: 1

  1. Ильфат пишет:

    Повысило по тону:) спасибо!

Оставьте свой отзыв!





Подписка на новые записи


Наши группы в соцсетях:

Одноклассники В контакте Face Book Мой мир