Предательница

— И чего тебе там бегать, нечего девочке делать на стройке, иди вон посуду помой – говорила мне мать.

За окном раздавались равномерные удары копра, забивающего сваи, какой-то визг и грохот

— Да, а Генке так можно не мыть посуду, а я всегда её мыть должна. – высказала я ей свою обиду, убирая со стола , — ему все можно, и на стройку, и суп не доесть, и кружку не помыть, — и я с силой шлепнула тряпкой по столу. – Я поразилась, как Геночка тихохонько улизнул из-за стола, я мне теперь отдуваться с посудой

— Вообще детям нельзя на стройку, с чего ты взяла, что Генке можно? – вмешался отец.

— А потому что он тогда липучку принес, а вы его даже не наругали, — сказали, что теперь он будет свои штаны ей чистить. Я тоже хочу липучку*. (Липучка — простореч. – технич. название — изол, гидроизол – строительный материал для изоляции стыков в 70-80 годы)

— Еще чего не хватало – воровать со стройки!

— А я не буду воровать, там её целая куча и все берут, и никто ничего не ворует.

— О Господи, и когда эти стройки закончится! В округе ни одной детской площадки! – вздохнула мать, скрестив на груди руки. —

— Не, мам, я туда не пойду, я пойду к Ленке.

Я соврала. В моих планах было найти кучу с липучкой, про которую мне рассказал Генка, найти в другой куче с мрамором голубой камешек, и пособирать причудливые куски железа, которые получаются при сварке. И еще было бы совсем неплохо залезть по железной лесенке на самый верх и посмотреть вниз. Это же выше крыши! Только бы кто-нибудь из рабочих не прогнал, как в прошлый раз. Самое интересное место, и нельзя. Вот вырасту, буду по всем стройкам лазить, и вы мне ничего не скажете!

Я мысленно строила планы с какой стороны подойти к лестнице, и где вообще куча с липучкой. Генка говорил, что её недавно привезли – если она возле ворот, то липучки мне не видать – там злой дядька. Он прошлый раз меня поймал, и обещал родителям рассказать.

— Ты, меня слышишь!? – громко крикнула мать, я за своими мечтаниями о липучке её даже не услышала.

— А? – что ты сказала?

— Я сказала, что если увижу тебя на стройке, или тебя кто-нибудь там увидит и мне передаст, то отправлю тебя к бабушке, там хоть ничего не строят и я буду спокойна, что ты не свернешь себе шею.

— Там неинтересно.

— Понятно, что не интересно.

— Не мам, я не пойду, на стройку. Ну все, посуду помыла, со стола стерла, я пошла гулять.

— Иди. Смотри не вымажься, платье еле отстирала.

— Ладно

Вообще-то это было мое любимое платье, и я не собиралась его мазать. Белое, с кружевом и оборочками, я в нем совсем как принцесса. А по белому полю синие и розовые бабочки. И кружится оно больше чем у всех девчонок. Димке из параллельного класса я в нем нравлюсь. А мама меня сильно ругала, говорила – где я нашла этот мазут. Но я ей ничего не сказала. Вообще-то мазут я нашла на железной дороге возле депо. Там стоял старый тепловоз и мы на него залезли. В кабине было совсем неинтересно – все что можно там уже сняли. У него еще половины колес не было, они рядом лежали и еще там валялись подшипники, я взяла два, они и были мазуте. В подшипниках такие блестящие шарики, если их разобрать.

Но подшипники пришлось выкинуть когда за нами тетка погналась – неудобно бежать, когда у тебя в карманах железяки — по ногам бьют, платье-то длинное.

А сейчас я такая красивая, и платье у меня чистое, и лента в косе с блестками – не хуже чем у Ленки.

Я спустилась по лестнице во двор – мальчишки играли в шарики – те самые, из подшипников. Они наделали лунок в земле и катали их из лунки в лунку. Как мне хочется покидать эти шарики, но у меня своих нет, а в игру принимают только с шариками. И вообще, сейчас я найду кучу с липучкой…

Я свернула за дом.

Ничего себе!!!

На стройке вырос новый забор!

И это всего за два дня!

И ни одной дырки в заборе!

А возле ворот куча строителей, разговаривают, в чертеж смотрят, ворота открыты, машины туда-сюда ездят. И будка синяя возле ворот, а на крыльце будки сидит тот самый злой дядька, который меня тогда со стройки выкинул и курит.

Ничего себе, подарочек!

Я прошлась вдоль забора – забор был сделан из деревянных новых щитов, которые поставили на куски бревен и укрепили досками под углом. Между щитами были щели, но я в них не пролазила – можно было просунуть только ладонь. Я попробовала подвинуть щит – он оказался тяжелым, а в ладонь впилась куча мелких заноз. Забор был высокий и без поперечных перекладин – перелезть тоже было невозможно.

Я еще раз обошла вокруг этого длинного забора, заглядывая во все щели в надежде увидеть кучу с липучкой – но тщетно. Видимо она была где-то глубоко внутри.

Тогда я решила найти кусочки металла на другой стройке, может быть там еще можно что-нибудь найти. Вообще-то это уже была не стройка, а как мама говорит долгострой. Забитые на разную высоту сваи торчали между кустами ив и бурьяна. Кое-где белели тоненькие стволы берез. Местами блестели лужи, в которых плавали головастики, а на отлитых из бетона ростверках прыгали зелененькие симпатичные лягушечки. Забора здесь давно не было. Я пробежалась по периметру, прыгая со сваи на сваю, и вспомнив, зачем я сюда пришла стала искать маленькие причудливые железки. Куски металла мне не попались – все заросло травой, поэтому я поймала пару лягушечек и решила показать их Генке. Он скорее всего со своей компанией находился в штабе.

Надо сказать, что раньше, когда я была маленькой, на этом месте был огромный пустырь, а на другой стороне пустыря был летний деревянный кинотеатр. Сейчас недалеко осюда построили большой новый кинотеатр, который зимой тоже работал.

Так вот, у того летнего деревянного кинотеатра была кирпичная кинобудка.

К кинотеатру через весь пустырь вела хорошо протоптанная тропинка, и большинство народу ходило по этой тропинке на трамвай и автобус, когда было сухо.

А рядом с тем, летним кинотеатром были старые бараки, которые тоже снесли . Не снесли только кинобудку. И осталась на огромном пустыре только эта будка, которая была видна отовсюду, и тропинка рядом с ней.

Потом на пустырь понаехали строители, назабивали сваи, кое-где сделали фундаменты, все разрыли и уехали, оставив детям специфическую детскую площадку – я помню на стене детского сада висел плакат – «за наше счастливое детство, спасибо родная страна», и была нарисована тётя с малышом. Я еще тогда читать научилась. Ну это было давно, а сейчас я большая, закончила четвертый класс, и между прочим на все пятерки. Только вот по поведению у меня «неуд.»

И вот, в этой кинобудке посреди пустыря Генка, мой брат, с которым у меня разница в один год ( я старше), сделал себе штаб, и они там с пацанами сидели. Пацанов кроме Генки было двое – Леха и Юрка – они из Генкиного класса. А я вообще в другой школе училась, потому что когда мы переехали, Генкину школу еще не достроили, а мне надо было идти в первый класс, а потом её сдали и он пошел в неё, потому что эта школа была ближе к дому.

Вообще-то у Генки и Юрки была военная организация, куда они приняли меня шифровальщицей на третий день существования организации. Я придумала шифр, и зашифровывала послания от Генки к Юрке, чтобы никто не мог их прочитать, и наоборот, пока они этот шифр не выучили. И еще я делала всем документы – я даже научилась писать плакатным пером, чтобы делать красивые обложки на документы. Организация имела красивое название ЮГ, но на самом деле это были сокращения Юра-Гена.

Штаб имел металлическую дверь, которая не запиралась, поэтому все секретные документы прятались в стену под кирпич.

Пол в штабе был наполовину разобран, было удобно сидеть на круглых деревянных балках. Там где пол не был разобран, пацаны постелили коврик, который притащил Леха с какой-то помойки, когда его приняли в секретную организацию ЮГ.

И вот сейчас я несла в руке двух лягушек, чтобы показать пацанам, какие же красивые бывают лягушки.

Но мальчишки встретили меня агрессивно:

Генка заорал «Смерть предателям!», и бросил мне в лицо мое удостоверение.

Я набросилась на него с кулаками, и я бы точно дала бы ему хорошенько, я ведь была выше его на голову. Но их было трое, и они прижали меня к стене, а Леха приставил пистолет к моей голове. Пистолет был деревянный, но стрелял он алюминиевыми пульками, с резинки наподобие рогатки. Я думала, что он не выстрелит, но он выстрелил прямо мне в висок. Я заорала, потому что было больно, и вцепилась в Лехины белые патлы, пытаясь выдрать ему побольше волос и покарябать, а Леха в меня плюнул.

Генка и Юрка меня оттащили. Я только махала кулаками в воздухе – трое мальчишек на одну девчонку. Я ничего не могла сделать, и поэтому заревела.

«Предательница» — презрительно произнес Юрка, — Ты нас выдала, еще слезы льешь.

— Никого я не выдала!

— Ты нас всех выдала! Ты предательница, а предателей уничтожают. И мы тебя будем казнить!

— Как вы меня будете казнить?- сквозь слезы спросила я.

— А вот так – смертной казнью,- ответил Генка, – а перед этим мы привяжем тебя к столбу и напишем на табличке «Предатель», и все кто будет проходить будут в тебя плевать.

Мне это не нравилось, меня собирались наказать за то чего я не совершала. Я держала существование штаба в строгой секретности и ни одной девчонке, тем более Ничке ничего не говорила.

— Вы чего, я никого не предавала!

— Предавала, не ври!

— Я все равно никого не предавала!

— А почему тогда тут Ничка насрала?

И только тут я почувствовала вонь и увидела кучу говна на коврике в самом уютном месте штаба.

— Откуда я знаю, при чем тут я?

— Ты знаешь, ты все знаешь! – язвил Генка, сейчас мы тебя свяжем.

Надо сказать, что Ничка была для организации враг номер один. Полное её имя было Вероника, и училась она в Генкином классе. Она была одного роста со мной, но толще в полтора раза – очень мощная Ничка, и она постоянно била мальчишек. Однажды я из окна видела, как она портфелем лупит Генку, но пока я выбежала из подъезда, её уже и след простыл, а Генка прилаживал к портфелю оторванную ручку. К тому же Ничка смогла настроить всех девчонок их класса против пацанов, и война велась не на шутку.

Самое обидное для меня сейчас было то, что я всегда защищала Генку от Нички, а если он подерется, то скрывала его драки от мамы – я пришивала оторванные пуговицы , а однажды даже пришила рукав.

Мальчишки навалились на меня и связали мне руки сзади. Я немного побрыкалась ногами, но потом подумала, что если они еще свяжут мне ноги, то я не смогу от них убежать. Я решила, притвориться повергнутой, а потом, когда они поведут меня на казнь удрать от них – ведь я была выше любого из них, ноги мои длинее, а значит я бегаю быстрее, — разница на год, да еще девчонки в этом возрасте растут быстрее.

Я стала расспрашивать их:

— А почему вы решили, что это Ничка насрала?

— Да потому что она сказала, что если узнает, где наш штаб, то придет и насрет, а ты нас выдала, она пришла и насрала.

— Ничего я ей не говорила.

— Почему тогда она навалила?

— Откуда я знаю! При чем тут я!

— Знаешь, знаешь.

Мое притворное спокойствие кончилось тут же, и я опять пыталась наброситься на кого-нибудь из них, но со связанными руками не подерешься.

— Пошли, — скомандовал Юрка.

Меня вытолкали на свежий воздух.

Я тут же побежала, пробежала метров сто, не больше, зацепилась платьем за арматуру, торчащую из земли и упала в грязь, порвав при этом платье.

Обида хлынула из глаз слезами – мало того, что меня несправедливо обвинили в том, чего я не делала, и обвинили лучшие друзья, я еще вся вымазалась и порвала любимое платье. Руки мои были связаны за спиной и подняться без посторонней помощи из скользкой грязи я не смогла.

Пацаны подбежали ко мне, но ни один из них не помог мне встать.

Я так и лежала в грязи, а Генка поднес свой красный пластмассовый меч в моей груди и важно так произнес:

— Галька обвиняется в предательстве и подлежит смертной казни.

Неужели они действительно меня сейчас будут казнить? Неужели действительно сейчас окончится моя короткая жизнь, а я так и не успела вырасти. Однако Юрка сказал:

— Генка, а тебе Гальку не жалко, ведь она твоя сестра?

— Предатели должны быть уничтожены, а она предательница.

Неожиданно я услышала голос папы:

— Это что еще такое? Что вы тут делаете?

Рвение мальчишек было остановлено.

-А ты чего в грязи валяешься, ну-ка вставай.

— Не могу, у меня руки связаны.

— Чего это вдруг, — он поднял меня, — что это такое?

— Это мы играем, — соврал Леха.

Отец развязал мне руки, отправил с Генкой домой обедать, а сам пошел в магазин.

По дороге домой мы с Генкой еще пару раз подрались, но подходя к дому решили не драться, чтобы мать не видела и не ругала за драку.

Я сильно переживала за платье, но мама сказала, что это легко отстирывается и отправила меня ванную замочить платье. Насчет дырки она сказала так – Сама порвала, сама и зашьешь.

Когда мы с Генкой ели, на меня опять нахлынула обида и желание отомстить. Я показала ему язык, Генка врезал мне ложкой, я вцепилась ему в чуб, а он схватил меня за косу.

Мама зашла и разняла нас. За драку положено было стоять в разных углах, и от этого стало еще обидней, я ведь ни в чем не виновата, а все время меня наказывают и наказывают.

Когда мы вышли и углов и доели остывшую еду, Генка помыл посуду, потому что была его очередь, мы опять немного подрались.

Вообще в тот день мы подрались еще несколько раз, как только выходили из поля зрения родителей. Мама даже сказала «Что это вы сегодня, как с цепи сорвались?» — это потому что обычно мы играли спокойно.

Когда мы легли спать, а спали мы в одной комнате, перегороженной шкафом, я спросила Генку:

— Генка, а почему вы решили что это я выдала наш штаб?

— Потому что Леха видел как ты разговаривала с Дорофеевой.

— А кто такая Дорофеева?

— Это первая подружка Нички.

— Но я не знаю никакой Дорофеевой.

— Да я сам видел, как она тебе пупсика дала, а ты взяла, и он у тебя в игрушках лежит.

Точно, с одной девчонкой из соседнего дома мы поменялись пупсиками. Неужели это и есть Дорофеева? Вообще-то девочку звали Таней, а я не знала её фамилии. Я ведь не училась в Генкином классе, и не знала, что она подружка Нички, а то бы я ни за что к ней не подошла.

— Это Таня, что ли, из дома напротив?

— Таня.

— Я ей ничего не говорила про штаб.

— …Гм… А кто тогда насрал? – Генка был искренне удивлен.

— Кто-нибудь, шел, ему захотелось, а туалета нет, вот и зашел в штаб. Там же не написано, что это штаб, это просто разваленная будка.

— Точно! – Генку посетило озарение, — как мы раньше не догадались!

— Генка, ты больше не будешь меня обвинять, что я предательница?

— Не буду.

— Давай мириться.

— Давай.

Мы встали с кроватей, скрестили мизинцы и вдвоем негромко проговорили мирилочку

«Мирись-мирись-мирись. Ты больше не дерись. Мир, мир навсегда, сор, сор никогда!»

Рубрика: Рассказы.