Покаяние


25-04-2008,

Рассвело. Ночь полностью отступила. И, поскольку солнце еще не встало, казалось, что прозрачный утренний воздух над долиной светился мягким, чуть голубоватым светом. Земля еще хранит ночную прохладу, но пройдет немного времени и Светило, поднимаясь над горизонтом, наберет свою испепеляющую мощь, и под его лучами будет трескаться почва и потеть согбенные нагие спины рабов. Но это будет позже, а пока ничто не предвещает грядущей жары. Утро свежо и невинно. Утро нового дня. Очередного нового дня на этой, уже далеко не новой для меня планете.

Я стою в небольшой открытой храмовой нише, подобной балкону, в ожидании восхода. Я всматриваюсь в даль над горизонтом, силясь в бескрайнем пространстве увидеть то место, откуда я когда-то пришел. Конечно, я не могу этого увидеть, и я это прекрасно понимаю. Слишком уж это далеко для человеческих глаз. Но мысленному взору нет пределов, и мысленно я возвращаюсь на ту далекую планету, которую наверно считаю родной, по которой всегда тоскую какой-то глубинной тягучей тоской, с которой меня все еще что-то незримо связывает. Уже столько времени прошло, а меня с ней все еще что-то связывает. Невероятно. Я ведь уже практически ничего не помню, что там было и как. Я даже не помню, сколько тысяч лет я уже здесь, на Земле. И все же…

Верхний край раскаленного красного диска, показавшийся над горизонтом, прервал мои смутные воспоминания. Начинается восход. Медленно, но неотвратимо Светило все больше выныривает из небытия, и через несколько минут предстает перед моим взором во всей своей ослепительной божественной красоте. Рождение нового дня состоялось. Сегодня непростой день. Сегодня большой и важный день, и мне предстоит немало работы. От того, как хорошо я все выполню зависит дальнейший ход моей текущей жизни. И не только моей.

Я ухожу из ниши вглубь храма, спускаюсь по ровным, вытесанным из камня ступеням. В большом храмовом зале немного утреннего света, просачивающегося через окна под потолком. Жрецы уже собрались и в безмолвии ждут меня. Я устроился на возвышении и обвел их взглядом. Белоснежные длинные одеяния. Безволосые бритые головы. Внимательные немигающие глаза. Они стоят полукольцом вокруг, с готовностью ожидая моих указаний.

Я говорю им несколько слов о важности наступившего дня низким торжественным голосом, чтобы усилить в них чувство ответственности за происходящее. Затем я начинаю давать указания. Конечно я знаю каждого из этих нескольких десятков людей. Знаю, кто чего заслуживает и кто на что способен. Разумеется, все мной уже спланировано, и теперь я только отдаю четкие, короткие распоряжения, называя жрецов по именам:

— Вы, — перечисляю имена, — пойдете и созовете в храм всю высшую знать. Да следите, чтобы явились все. Вы знаете, как это сделать.

Названные мной жрецы слегка склонили головы в знак того, что поняли указание и готовы выполнять.

— Вы, — я обращаюсь к следующей группе, — подготовите храмовый зал для церемонии.

Еще несколько бритых голов склонились ко мне, молчаливо говоря о готовности действовать.

— А вы, — называю двух жрецов, — найдете и приведете юношу. Помните, что юноша должен быть сильным и здоровым, из небедной, но и не знатной семьи. И следите, чтобы этот юноша пришел с вами в храм по доброй воле. Ни намека на насилие или принуждение. Вы это умеете. Я вас учил.

Я продолжаю раздавать указания, пока не остается ни одного незадействованного в предстоящем событии жреца. Все расходятся выполнять задания. Я тоже встаю и спускаюсь с возвышения. Мне тоже предстоит кое-что подготовить.

Когда мои приготовления завершены, я решаю посмотреть, как двое моих жрецов справятся со своим заданием. Юноша – ключевая часть сегодняшнего плана, поэтому, если что-то пойдет не так, я смогу вмешаться. Но это маловероятно. Моя воля и подготовка четко управляют жрецами.

Я устраиваю свое тело в удобном кресле из темного до блеска отполированного дерева, в небольшой полутемной комнате и отправляюсь на поиски моих жрецов. Собственно поисков никаких не было. Я сразу оказался рядом с ними.

Вот эти двое, в белых одеяниях, шагают по долине уверенно и гордо, как и подобает жрецам. Я наблюдаю за ними немного сверху и сзади. Солнце уже поднялось довольно высоко и палит нещадно, но мои жрецы не обращают на зной никакого внимания. Вот впереди они увидели одинокую человеческую фигуру. Жрецы устремились к ней, сохраняя внешнее спокойствие и гордый вид. Вот они приблизились настолько, что стало ясно, что это стройный юноша. Похоже, что боги помогают мне сегодня. Вот жрецы поравнялись с юношей и начали с ним разговор:

— Мир тебе, о свободный человек.

— И вам мир, служители храма.

— Как звать тебя и куда ты держишь путь?

— Мое имя Аминатеп, я сын лавочника. Отец послал меня к благовонных дел мастеру, сообщить о новом заказе.

— Есть ли у тебя братья и сестры?

— Да, у меня три брата и еще есть две сестры.

— Наверно ты достаточно здоров и силен, раз отец поручает тебе такие ответственные дела?

— Хвала богам, я здоров и вынослив, и ум мой ясен. Хотя и братья мои тоже не больны.

— Мы должны сказать тебе, Аминатеп, что ты удостоился великой чести, и боги соблаговолили тебе участвовать в большом священном действии.

— О, я польщен великой честью, но в каком качестве? Я ведь не жрец.

— Бывает, что благодаря богам, простому свободному жителю выпадает великая честь, как тебе сегодня. О том же, кем будешь ты на церемонии, мы сказать тебе не вправе. То сможешь ты узнать лишь только в храме. Следуй за нами.

— Но я не могу, ведь я должен выполнить наказ отца!

— Ты – достойный сын своего отца, и поручение его действительно важно и обязательно к выполнению. Но, что может сравниться по важности с той ответственностью, что возложена на тебя богами, с той миссией, что будет выполнена тобой сегодня в храме. Следуй за нами, Аминатеп.

Но юноша медлит, он все еще в нерешительности:

— Для меня большая честь, что боги выбрали меня. Но, если я не передам заказ отца, благовонья закончатся в его лавке и не будет прибыли.

— Ты очень ответственен и это доброе качество. Это благо ниспослано тебе богами, а через тебя и всей твоей семье, так как трудно найти что-то ценнее, чем преданный и ответственный сын и брат. Но ты мыслишь только своим человеческим умом, оставляя свое сердце закрытым. Открой его богам и тебе откроется Истина! Боги не случайно выбрали сегодня такого достойного и ответственного сына, как ты. Благо, которое снисходит на избранного, исполнившего Высшую волю, столь велико, что распространяется на всю его семью. Трудно сделать большее добро для своих близких, чем исполнить волю богов, когда они тебя избрали. Знай же Аминатеп, что та честь и благо, которой ты удостоился, выпадает лишь один раз. Другого шанса не будет. А потому последний раз спрашиваем тебя, о достойный Аминатеп: ты идешь с нами в храм?

— Да, я иду. Ведите меня.

Не говоря больше ни слова, жрецы развернулись и так же бодро и с достоинством последовали в обратный путь. Юноша смиренно поспешил за ними.

Вот показался храм. Вот они втроем подходят к боковому входу, два жреца в белоснежных одеяниях и стройный загорелый юноша. Из глубины храма им навстречу выходят два жреца в светло-желтых одеяниях и торжественно останавливаются при входе:

— Здравствуй, о достойный быть избранным. Как твое имя?

— И вы будьте здравы. Мое имя Аминатеп, — отвечал юноша жрецам в светло-желтой одежде.

— По доброй ли воле ты пришел сюда, Аминатеп? – спросили жрецы в светло-желтом, — не принуждали ли тебя?

— Как вы видите, я пришел своими ногами, никто меня не неволил.

— Это хорошо, — ответили жрецы, — ты настоящий избранный, о достойный Аминатеп. Не зря тебе выпала великая честь. Богами для тебя уготована важная миссия, знаешь ли ты об этом?

— Да, мне уже сообщили, но я не знаю в чем она заключается.

— Входи, Аминатеп, и сие станет тебе известно.

С этими словами жрецы, стоявшие до этого при входе, повернулись спинами, каждый к ближней к нему стене, давая проход юноше в храм. Аминатеп вошел, и втроем они последовали по коридору. Сопровождавшие юношу до храма жрецы в белом остались снаружи.

Аминатеп и два жреца по обе стороны от него проследовали по коридору с очень высоким потолком. Коридор освещался мягким янтарным светом, исходящим откуда-то сверху. Заканчивался коридор стеной с проходом закрытым занавесом из тяжелой золотистой ткани. Когда юноша с двумя жрецами приблизился к проходу, половинки занавеса плавно и бесшумно разошлись в стороны, освобождая путь. Из прохода навстречу Аминатепу и жрецам в светло-желтом вышли два жреца в ярко-желтой одежде.

— Приветствуем тебя, о достойный Аминатеп!

— И я приветствую вас, — ответил юноша.

— Боги возвестили о твоем приходе, и мы ждали тебя, чтобы сообщить тебе о твоей миссии.

— Да, я как раз хотел узнать о ней. Ведь я не жрец, а простой свободный человек. Чем я могу быть полезен богам?

— О, достойный Аминатеп, богам ценен любой, даже самый неприметный человек, а уж тем более такой славный юноша. Но прежде чем сообщить о твоей миссии, мы хотели бы убедиться, что ты действительно готов к ее выполнению. Боги благоволят к тем, кто не ведает страха и нерешительности, когда речь идет о выполнении воли небес. Когда час избранного пробил, наступает его время действий. Кто не сдается – тот побеждает. Кто отступил – покрыт позором на веки вечные. Хватит ли тебе решительности, о достойный Аминатеп, пройти путь, предначертанный тебе свыше?

— Коль я вступил на этот путь, то буду по нему следовать до конца.

— Ответ достойный избранного, — с почтением ответили жрецы в ярко-желтом, — проходи, решительный Аминатеп.

Жрецы расступились в стороны, пропуская юношу в следующий коридор. Он прошел и вместе с ним проследовали жрецы в ярко-желтой одежде. Жрецы в светло-желтом остались у занавеса, который опять беззвучно закрылся.

Следующий коридор был, как и предыдущий, с высоким потолком и янтарным светом, но потолок был чуть ниже, а свет — чуть более тусклым. Из-за открывшихся половинок следующего занавеса появились два жреца в оранжевых одеяниях. И опять приветствия, и опять вопросы о готовности к важной миссии. Только теперь среди прочих прозвучал вопрос о том, чем Аминатеп готов пожертвовать, из того, что для него действительно дорого. Юноша не нашелся, что ответить жрецам, но от него пока этого ответа и не требовали. В конце короткой беседы жрецы заверили его, что он уже совсем скоро узнает, в чем будет состоять его великая миссия, и как их предшественники предложили следовать за ними в глубь храма.

Я следовал повсюду за юношей, внимательно следя за его состоянием и поведением, чтобы при необходимости вмешаться и не дать сорваться всему действию. Но, хвала богам, сегодня они нам послали идеального для данного случая человека.

Кроме еще менее высокого потолка и менее яркого освещения следующий коридор отличался наличием легкого запаха благовоний. За занавесом юношу поджидала пара жрецов в ярко-алом облачении.

Каждая последующая пара жрецов разговаривает с Аминатепом чуть более жестко и чуть менее приветливо держится с ним. Каждый последующий коридор чуть ниже и чуть темнее и дым благовоний все более ощутим.

После жрецов в алой одежде юношу встретили жрецы в сочно-вишневом. Последний коридор был совсем сумеречный, а от густого благовонного дыма казался еще более темным и призрачным. Но за раздвинувшимися половинами занавеса было гораздо светлее. Там не было следующего коридора и не было очередной пары жрецов, а была небольшая квадратная комната, с тремя узкими окнами в противоположной входу стене. Окна были высокие, от середины стены до потолка. Через них в комнату проникал мягкий дневной свет, еще более приглушенный довольно густым дымом благовоний. Но к этому дыму примешивался и другой запах. Запах дурманящего дыма, дыма, уводящего в другие пределы.

Посреди комнаты, спиной к свету и лицом к вошедшему юноше стоял невысокий жрец в темно-лиловой одежде. Черты его лица были плохо различимы.

— Проходи, Аминатеп. Присаживайся, — запросто предложил жрец, — Отдохни, расслабься после дороги, — голос, как будто приветливый, или даже ласковый.

Юноша послушно сел в деревянное кресло, откинулся спиной на высокую спинку. Руки лежат на гладких до блеска подлокотниках. Глаза полуприкрыты: то ли он действительно почувствовал усталость, то ли дым уже начал свое незаметное действие на его разум. Было похоже, что темное кресло обняло его своими цепкими объятиями. Оно расположено так, что свет из окон падает на юношу с правой стороны. С этой же стороны стоит жрец в темно-лиловом, заслоняя своей спиной освещение. Лицо всегда в тени, поэтому, скорее, по голосу можно догадаться, что жрец уже далеко не молод. А голос у него льется, легко журча, обволакивая разум юноши мягкой тягучей истомой.

— Посиди, отдохни, Аминатеп. У тебя был долгий путь, но теперь ты пришел и тебе больше некуда спешить. Каждый путь когда-то заканчивается, но не каждый куда-то приводит. Тебе был уготован правильный путь, и ты прошел по нему так, как и было задумано богами. Тебе нужно будет сделать еще всего несколько шагов. Самых правильных твоих шагов и ты их сделаешь, Аминатеп. Ты сделаешь их, потому что это воля богов и потому что ты избран богами. Ведь боги вели и ведут тебя, и ты слышишь их глас.

И без того негромкий голос жреца стал еще тише, превратившись почти в шепот:

— Когда один путь заканчивается – начинается другой. Когда человек завершает путь в одном мире – он начинает новый путь в другом. От того, чем он завершил один путь, будет зависеть с чего он начнет новый. Поэтому не столь важно, что путь завершается, сколь важно, как он завершается. Ты ведь понимаешь, о чем я говорю, Аминатеп?

Юноша в ответ постарался приоткрыть свои полузакрытые очи, и неопределенно кивнул.

— Конечно, ты понимаешь, — продолжил жрец в фиолетовом, — ведь ты славный, сообразительный юноша. Иначе боги не выбрали тебя. Боги знают, кого выбирать и куда вести.

Голос жреца снова стал чуть громче и немного тверже:

— Твой путь почти завершен, но тебе необходимо сделать еще несколько шагов, чтобы он был завершен правильно. Теперь встань, Аминатеп, чтобы сделать эти шаги.

Юноша выбрался из кресла и встал перед жрецом. Глаза его полностью открылись, но во взгляде читалось некоторое недоумение, словно он не совсем понимает, где он, и как здесь оказался.

Глядя юноше в глаза, жрец указал рукой влево от себя:

— Следуй далее, Аминатеп.

Юноша повернулся и обнаружил в стене за креслом проем закрытый тяжелым темным занавесом. Он направился к этому проему, и занавес беззвучно раздвинулся в стороны, пропуская его в следующее помещение.

Это тоже была квадратная комната, примерно такая же по размерам, как и предыдущая, только хуже освещена. Похоже, что окна были завешены плотным синим занавесом. От этого вся комната казалась немного синей. Но жрец, стоявший посредине, был явно в одежде темно-синего цвета.

— Входи и садись, — сказал он коротко, но не резко и указал рукой на темное кресло, похожее на то, из которого юноша только что встал, но с более пологой спинкой.

Аминатеп устроился в кресле.

— Что ты думаешь о предстоящей тебе миссии? – спросил жрец, предварительно выдержав паузу.

Юноша молчал, но, в отличие от жреца в синем, он не держал паузу, а пытался собраться с мыслями. Судя по выражению его лица, это сделать ему было явно не просто. Дым, замутняющий разум, делал свое дело. В этой комнате его было куда больше, чем дыма благовоний. Наконец юноша смог что-то связное ответить жрецу:

— Я думаю, что моя миссия очень важна, — начал он, — мне нужно следовать воле богов, и я буду под их защитой.

Он, как будто еще что-то хотел сказать, но задумался, потом замотал головой. Жрец спокойно стоял и терпеливо взирал на него. Лицо жреца в синем было различимо еще хуже, чем жреца в лиловом. Только глаза, блестя в полумраке синей комнаты, оживляли его высокий стройный силуэт.

Наконец, решив, что к сказанному добавить нечего, юноша кивнул собеседнику в знак того, что ответил, и откинулся на спинку кресла.

— Ты правильно сказал про волю богов, — подтвердил жрец, — ей нужно следовать, тогда ты будешь всегда в гармони с миром, с богами и с собой. Своим глубоким ответом ты подтвердил полное понимание своей миссии и готовность следовать этому пути до конца.

Жрец со значением посмотрел на юношу и продолжил:

— Ты, Аминатеп, избран богами, а путь избранного не всегда легок и прост. Боги подарили тебе твою жизнь, они вели тебя по жизни. Теперь пришло время отблагодарить богов, выполнив свою миссию. Совсем немного времени отделяет тебя, Аминатеп, от этого торжественного момента. Встань!..

Я понял, что достаточно понаблюдал за процессом подготовки юноши и, хвала богам, все прошло, как по маслу. Теперь необходимо мое личное участие, а потому мне нужно вернуться в мое бренное тело. Как только я об этом подумал, то сразу в нем оказался. Встал из кресла, сладко потянулся, восстанавливая связь с каждой частичкой своего тела. Затем я быстро прошел по коридору и вошел в квадратную, еле освещенную комнату за несколько мгновений до того, как занавес раздвинулся и в нее вошел Аминатеп. Я уже не в первый раз видел этого юношу, но в первый раз смотрел на него из своего тела.

Я стоял в своем длинном черном одеянии посреди квадратной комнаты с темными стенами. Окон в ней не было. Комната очень тускло освещалась четырьмя маленькими лампадками, расставленными на высоких стойках по углам. Воздух комнаты был наполнен дурманящим дымом, но я, как и некоторые мои подготовленные жрецы, мог противостоять его влиянию.

Юноша смотрел на меня. Занавес за его спиной беззвучно задвинулся. Я плавным, но властным жестом указал Аминатепу на темное кресло рядом со мной, и он покорно устроился в нем. Кресло это больше походило на ложе.

Я встал в изголовье по правое плечо, почти за его спиной и, слегка наклонив к нему голову, заговорил низким негромким голосом, проникающим во все глубины его разума и отпечатывающимся там, как письмена на камне:

— Ты полностью готов к выполнению своей важной миссии, Аминатеп. Ты полностью готов. Ты прошел правильный путь шаг за шагом. Боги вели тебя. Остался один последний шаг. Ты встанешь с этого ложа, как уже делал сегодня, выйдешь через этот проход, — я указал на завешенный проход справа, — как уже делал сегодня, войдешь в зал и ляжешь на ложе, как уже делал сегодня. Ты ляжешь на каменное ложе, Аминатеп, и стена с окнами будет по левую руку от тебя. Ты сделаешь это, Аминатеп.

Он лежал и безучастно смотрел в потолок, потом перевел взгляд на меня и безразлично спросил:

— Это все, что я должен сделать?

— Твоя миссия очень важна, Аминатеп, но она не сложна в исполнении. Просто лечь на каменное ложе левым боком к свету. Остальное за тебя сделают.

— Но важность! В чем же важность? – его глаза с сильно расширенными зрачками смотрели на меня даже слишком осмысленно для того количества дыма, что он вдохнул сегодня.

— Важность твоей миссии, Аминатеп, — отвечал я, еще более понизив голос, — заключается в том, что этот последний твой шаг будет благодарностью богам.

— Благодарностью богам?

— Да, Аминатеп. Боги подарили тебе жизнь и вели тебя по ней. Теперь, последним шагом твоего пути в этом мире будет возвращение долга богам. Ты вернешь им свою жизнь.

— Верну богам свою жизнь? – его зрачки уже не были так сильно расширены, — Я должен умереть?

— Это будет переход в другой мир. Лучший мир, Аминатеп. И это будет правильный шаг, шаг, который боги ожидают от тебя. Они встретят тебя в другом мире как долгожданного гостя.

— Но я не хочу умирать!..

Юноша попытался встать. Я мягко, но властно надавил руками на его плечи, удерживая от этого нежелательного действия.

— Не торопись, Аминатеп, — я наклонился к нему еще ниже и говорил совсем тихим и низким голосом, медленно, почти нараспев, — так легко перечеркнуть весь свой правильный, годами пройденный путь одной единственной маленькой необдуманной поспешностью. Не торопись, Аминатеп. Подумай, в какую сторону сделать свой следующий шаг. Твой выбор определит не только весь твой дальнейший путь, но и путь близких и дорогих тебе людей. Кто не сдается, тот побеждает. Кто отступил – покрыт позором навеки вечные. Ты ведь это уже слышал сегодня. Ты ведь уже был предупрежден. Обратного пути нет. Отсюда боги уже не позволят вернуться тебе в прежний мир. Они уже ждут тебя, и если ты не придешь сам, то будешь проклят навечно со всем своим родом. Ты хочешь этого, Аминатеп? – юноша лежал, глядя почти остекленевшими глазами в потолок, — конечно, ты не хочешь такого исхода. Ты ведь славный и умный юноша, достойный сын своих родителей. Боги не ошиблись, выбрав тебя. Ведь это огромное благо – проследовать путем избранного. Минутная слабость овладела тобой, Аминатеп. Это простительно для такого юного мужа. Я понимаю и не осуждаю. Я помогу тебе сделать все правильно, ведь я желаю тебе только добра. Отдайся моей воле, Аминатеп, и я помогу тебе. Расслабься, раскрепостись. Отдай это тело воле богов. Я помогу тебе. Расслабься…

То, что этот юнец проявит свою несговорчивость на самом последнем этапе его подготовки было несколько неожиданно. Уж больно хорошо и гладко все шло до этого. Но я предусмотрел и такой ход событий, поэтому знал, что сделаю. Раз юноша проявил свое несогласие, то я уже не могу рассчитывать, что он все сделает правильно. Придется мне самому взять контроль над его телом. Я не привык пускать важные дела на самотек, а от того, как сейчас все пройдет будет зависеть очень многое в дальнейшем. Поэтому все пройдет наилучшим образом. Только придется немного поднапрячься, чтобы управлять двумя телами почти одновременно.

Я внимательно посмотрел на лицо юноши: после моего внушения глаза полуприкрыты, взгляд безучастный. Я кладу левую руку ладонью на его лоб и через несколько мгновений по его телу проходит короткая легкая судорога, и оно становится мягким, как кисель. Его глаза закатываются. Ну, вот и замечательно. Теперь мне надо поторопиться, чувствую, что в ритуальном зале уже все готово.

Я выхожу из комнаты и, обогнув по коридорам большой ритуальный зал, оказываюсь в совсем небольшой, но достаточно светлой комнате, практически все убранство которой представляет некое подобие деревянного шкафа. На его полке лежат ритуальные принадлежности. Я надеваю поверх своего облачения длинную черную накидку, на голову высокий шлем, почти полностью закрывающий мое лицо. В руки беру длинный острый ритуальный кинжал с красивой рукоятью, украшенный драгоценными камнями. Все, свое тело я подготовил, теперь нужно опять вернуться к юноше.

Я опять выхожу из своего тела и через мгновение снова оказываюсь в темной комнате с неподвижно лежащим юношей на деревянном ложе. Я вхожу в это тело, пробую смотреть через его глаза, шевелить конечностями. Вначале мне это не очень удается, но вскоре я смог поднять это тело с ложа, правда, едва не уронив его сразу же на твердый каменный пол. С трудом удерживая равновесие, делаю несколько шагов по комнате. Находясь внутри очень не просто управлять чужим телом. Я частично выхожу наружу, и управляю телом юноши, как бы ведя его за затылок. Так удается сделать круг по комнате вполне устойчиво. Вывожу тело из комнаты, провожу через коридор и останавливаю возле темного занавеса, перед входом в ритуальный зал. Через занавес хорошо слышно слаженное хоровое пение жрецов. Когда голоса начинают вещать о явлении избранного, мы выходим в зал.

После полутемной комнаты и темного коридора зал воспринимается ярким и праздничным. В стене справа, под потолком узкие длинные окна пропускают чистый солнечный свет, освещающей ложе светлого камня слева. В дальнем правом углу несколько десятков немолодых, осанистых мужчин сосредоточенно наблюдают за действом.

Я веду тело к ложу, стараясь, чтобы оно не шаталось и не раскачивалось. Вот и ложе. Теперь нужно задействовать и руки, безвольно висевшие до этого вдоль туловища. Упор на правую руку, поворот туловища влево, закидываем правую ногу… Никогда не думал, что так сложно уложить тело на ложе. Наконец юноша лежит на каменном алтаре лицом вверх, левым боком к свету. Я это сделал.

Оставляю это тело и возвращаюсь в свое. Вхожу в зал и остаюсь в густой тени маленькой неосвещенной ниши. Почти напротив меня макушка лежащего юноши. Слева, за углом ниши, десятки пар глаз самых влиятельных мужей Великой Долины. Пение жрецов, многократно усиленное стенами, звучит перекатами, заставляя сердца то замирать, то биться чаще. Невидимые для зрителей в зале певцы владеют их эмоциями, дергая за незримые нити.

И вот пение ненадолго стихает, а затем вновь возникает под сводами зала, но уже значительно тише и напряженней. Голоса поющих возвещают о том, что пришло время сделать дар богам, и дар этот боги примут лишь из рук верховного жреца. Под эти звуки я выхожу из темной ниши на свет и обозрение зрителей, и неспешно и торжественно шествую в направлении алтаря. Ритуальный кинжал у меня в правой руке, до времени не видимый зрителям.

Подхожу к ложу и некоторое время просто стою в изголовье неподвижно и прямо. Пение нарастает, приглушенные голоса становятся все громче и требовательней. Они возвещают о том, что боги жаждут даров. Настоящий дар должен быть большой, только тогда боги примут его. Большой дар – это жертва. Что может быть большей жертвой, чем жизнь…

Голоса становятся все громче и выше. Напряжение нарастает. И вот мои руки начинают медленно подниматьсячерез стороны вверх, раскрывая мою накидку, как крылья большой черной птицы. Дойдя до уровня пояса, руки начинают идти вверх и вперед, выставляя ритуальный кинжал на обозрение зрителей. Мои руки-крылья соединяются на изысканной рукояти кинжала, поднятые высоко над нагой грудью юноши. Они выпрямлены до предела и натянуты как струна. Натянуты до предела эмоции в зале и голоса поющих как-будто начинают звенеть от напряжения, требуя немедленной жертвы. Острие кинжала нацелено строго вниз, в беззащитную юную плоть. Кажется, что оно неудержимо тянется к ней своим хищным жалом. Глаза юноши полуприкрыты и абсолютно безучастны.

Когда накал напряжения вышел за все человеческие пределы, пение внезапно оборвалось. В следующее мгновение мои руки молниеносно вонзили кинжал в грудь юноши по самую рукоять. В тишине зала раздался приглушенный вскрик, похожий на резкий короткий вздох или всхлип. Одновременно мое сердце пронзила резкая острая боль, и я сам чуть не вскрикнул. Мое дыхание перехватило, а ноги мгновенно ослабли. Если бы я в этот момент недержался обеими руками за рукоять плотно всаженного в тело кинжала, то, возможно, не устоял бы.

Я сразу понял причину этой боли – я не вышел полностью из тела юноши, какая-то часть меня все еще оставалась в этом теле, контролируя и чувствуя его. Как только я это осознал, боль тут же ушла, и силы вернулись ко мне. Я рывком выдернул кинжал из груди уже бездыханного тела и замер с высоко поднятым кинжалом, как стоял перед смертельным ударом всего пару мгновений назад. Только теперь кинжал был обагрен теплой алой кровью, и она капала пунцовыми ягодами с острия в разверстую рану. Но рассматривать еще живую кровь уже мертвого человека мне недосуг. Не поворачивая головы, я направил все свое внимание в левую сторону, к тем нескольким десяткам парам глаз, напряженно следящих за действием. В умах солидных и властных людей отчетливо читалось смятение и покорность.

Ах, как славно все прошло. Мои руки-крылья стали медленно расходиться в стороны и опускаться вниз. Хор торжественно возвещал о том, что великий дар принят богами. Руки опустились вниз, и я медленно развернулся и чинно тронулся обратно в нишу. Голоса невидимых певцов громогласно информировали собравшихся, что небывало щедрая благость сойдет на каждого, кто немедля присоединит свой большой дар к этому великому дару богам. Я продолжаю медленно двигаться к затененной нише, и преданные взгляды властьпредержащих мужей провожают меня к скрытому в сумраке выходу из ритуального зала.

Они думают, что оставят в храме только гору золота и драгоценных камней. Как они заблуждаются. Они оставят гораздо больше – свое довольное спокойствие и властную самоуверенность. Они попались. А значит еще долгое время на территории Великой Долины все будет под моим контролем. Все-таки правильное решение я принял. Принести в жертву богам молодую свободную жизнь – это куда действеннее, чем заколоть на алтаре какую-нибудь домашнюю скотину.

Большой и важный день подходил к концу. Уставшее солнце клонилось к закату. Разложив ритуальные принадлежности на свои места, я вышел в опустевший зал. Алтарь был пуст и чист, не осталось даже намека на недавнее жертвоприношение. Я перевел взгляд с алтаря на окна, из которых в зал струился мягкий розовый свет. Вдруг я заметил что-то наверху. Я присмотрелся. Светлое, еле заметное облачко притаилось у дальней стены под потолком. Конечно это был Аминатеп. Он был сильно обескуражен и напуган, похоже, он даже не понял что и как с ним произошло, и где теперь его тело. Он опасливо взирал на меня с высоты зала.

— А ну-ка, поищи себе другое место! – сказал я громко и властно. Не хватало мне еще приютившихся бестелесных духов в ритуальном зале.

Облачко плотнее прижалось к каменной храмовой стене, но дальше не сдвинулось.

— Кыш!!! – рявкнул я, сверкнув глазами, и облачко моментально исчезло.

С той далекой поры минуло великое множество веков. Мир с тех пор сильно изменился. Я тоже стал совсем другим; настолько другим, что, вспомнив эту историю, был немало удивлен самому себе в далеком прошлом. Удивлен своим тогдашним способностям и жизненным принципам. За то неисчислимое количество лет я перестал быть верховным жрецом, я отказался от тех принципов, я окончательно потерял ускользавшую от меня связующую нить с той далекой планетой и больше не пытаюсь увидеть ее в прозрачной, но непроглядной дали. Я окончательно стал землянином, стал одним из вас. И, если кто-то в этой истории узнал себя, на алтаре, или среди публики в зале, прошу вас: не держите на меня зла. Я уже совсем другой.

Но, хочу предупредить вас, земляне. Мир с тех пор изменился лишь внешне. Я ушел, но верховные жрецы из других мест остались. Теперь в их руках намного больший инструментарий, и нужно быть начеку, чтобы не попасться в и хитроумные сети. В век атома и телевидения средства манипулирования человеческими умами намного мощнее и изощреннее. Ритуальные жертвоприношения намного зрелищней и красочней. Можно за мгновения стереть с лица земли пару больших мирных городов, чтобы мир содрогнулся, а потом полвека дрожал от страха и был подавлен и послушен. А когда это жертвоприношение стало забываться и страх затухать, можно разрушить пару огромных башен, полных народу, и показать на весь мир это тщательно подготовленное телешоу в прямом эфире. И вот уже целый народ, гордившийся перед всем миром своими правами и свободами, согласен отказаться от них за обещания безопасности.

Почерк этих и подобных жертвоприношений мне, увы, знаком. Грамотно обставленное и хорошо обозреваемое другими убийство, и вот уже умы этих людей становятся больше контролируемы вами. Контролируемы умы – контролируемы действия. Поэтому контроль умов и мыслей землян – самая главная забота верховных жрецов. Теперь сладкие, запутанные речи жрецов льются с высоких политических трибун и газетных полос, а дурманящий разум дым курится из многочисленных телеэкранов. Береги свой разум от жрецов, землянин, если не хочешь однажды обнаружить себя на жертвенном алтаре. Теперь ты предупрежден; береги свой разум. И найди способ вспомнить все, что с тобой было. Такой способ есть. Тогда ты станешь не по зубам верховным жрецам. А когда им не по зубам станут многие, эта жалкая горстка потеряет свою силу и власть. И тогда этот мир станет светлым, без войн, насилия и тюрем. И чтобы это скорей произошло, знай: ты можешь это приблизить. Просто береги от жрецов свой разум.

Рубрика: Рассказы.

Оставьте свой отзыв!





Подписка на новые записи


Наши группы в соцсетях:

Одноклассники В контакте Face Book Мой мир