Начало конца

Под лежачий камень вода не течет
Поговорка

Он лежал на пологом длинном склоне уже давно. Очень давно. Так давно, что уже совершенно не помнил, сколько он здесь лежит, каким образом сюда попал, и что было с ним до этого. Да он и не очень пытался это вспомнить.

— Какое это имеет значение, ведь меня все устраивает. Зачем напрягаться, думать, вспоминать? – примерно так он думал, если бы мог думать. Но он мог только чувствовать или ощущать, если это можно было бы назвать чувствами, или ощущениями.

Он чувствовал, что время не имеет значения.

Жаркое июльское солнце нагревало его гладкие, твердые бока, и он чувствовал, что ему хорошо от этого тепла.

Пушистый январский снег укрывал его целиком под своей белой периной, и он чувствовал, что ему хорошо от этой прохлады.

Холодный октябрьский дождь омывал его тело, и он чувствовал, что ему хорошо от этой влаги.

Ему было просто хорошо. Поэтому он лежал и не двигался.

Да и куда может двигаться большой, серый, чуть приплюснутый сверху камень?

Зато вокруг него все двигалось и шевелилось. Нарождалось и умирало. И снова нарождалось. Одним словом – вокруг кипела жизнь.

Но его это мало волновало. Точнее сказать, он этого почти не замечал. Он чувствовал, что все это кишащее и шевелящееся смертно, а он, как монумент, как памятник самому себе, продолжает существовать в веках, и время не властно над ним. Ведь время не имеет значения.

И он лежал, продавливая столетие за столетием все глубже под собой землю.

Маленькая улитка со своим замысловатым домиком оставляла на его широкой спине влажный след поутру. Лошадиное копыто спотыкалось о его покатый бок в бешеной скачке. Временами его орошала теплая алая кровь, или липкий птичий помет. Все это проходило мимо него как долгий сон, потому что все эти события слишком незначительны, чтобы придавать им значение. Они все давно уже слились в его памяти. Ведь он помнил века…

Точнее, он уже ничего не помнил. Да и что помнить, и зачем? Ведь он всегда так лежал и всегда так будет лежать. И для него все очень основательно и незыблемо и ничего не меняется. Поэтому время не имеет значения.

Так он чувствовал и ощущал, что он доволен этим.

Может так оно шло бы и дальше, но в одну очень сухую осень (после очень жаркого лета) вдруг стало что-то происходить. Вначале он не придал этому значения, потому что его это никак не касалось. Просто все кишащее и движущееся стало двигаться быстрее обычного, а потом куда-то делось. Сразу вслед за этим его стали обволакивать клубы густого едкого дыма, а затем сухая высокая трава вокруг начала полыхать пламенем. Потом стали гореть и деревья вокруг и кусты. Некоторые горящие деревья падали прямо на него. И все вокруг горело и полыхало.

Он хотел было почувствовать, что ему хорошо от этого огня, но никак этого не удавалось сделать. Пламя было очень горячим и становилось все жарче и жарче. Ему вдруг впервые захотелось двигаться, ему не было хорошо. Ему хотелось выбраться из этого жара, но он не мог. Его серые бока, в которые въелась пыль, может быть сотен тысячелетий, стали черными от сажи и копоти.

Когда жар стал уже просто нестерпимым вдруг засверкали молнии и с неба хлынули потоки холодного осеннего ливня. Казалось, что сейчас будет хорошо, но вода была очень холодная для раскаленного камня и ее было слишком много. Он ощущал, как его буквально раздирает, разрывает на мелкие кусочки от этого ледяного потока сверху. Ему опять не было хорошо и он опять захотел двигаться, чтобы укрыться от этой нестерпимо холодной воды. Но снова он не мог это сделать. И, странное дело, он вдруг почувствовал, как это ужасно и невыносимо, что он не может ни думать, ни двигаться, ни действовать.

А потоки холодной воды все раздирали его на части. Казалось с неба обрушился водопад, копившейся там все лето и осень воды. А камень все раздирало и раздирало и вдруг он почувствовал что трескается. Множество трещин появилось на его поверхности и их становилось все больше и больше, они уходили вглубь его и переплетались между собой, образуя причудливые, неповторимые узоры.

Все, что веками казалось надежным и незыблемым в считанные минуты стало зыбким и обманчивым.

Пожар быстро стихал, а вода уже омывала камень не только сверху, но и по бокам и, даже снизу, несясь бурными потоками по склону вниз. И случилось то, что он уже два раза хотел. Он почувствовал, что стал двигаться. Вода подмыла под ним землю, и он качнулся, потом едва заметно сдвинулся, а затем стал скользить вниз по склону, увлекаемый мутным потоком. Вначале он скользил медленно, еле заметно, но с каждым мгновением все быстрее и быстрее, перевернулся и покатился вниз, разгоняясь и подпрыгивая на кочках и рытвинах.

Несясь и кувыркаясь в бурлящей водяной круговерти, он неожиданно вспомнил, что не всегда был камнем. Что он мог когда-то очень давно думать и действовать по своему усмотрению и двигаться легко и быстро туда, куда ему захочется. Он не мог вспомнить, кем он был, зато он вспомнил, что однажды твердо решил, что все это очень хлопотно и с него хватит, и перестал двигаться. Он лежал и не двигался и чувствовал, что ему хорошо и не надо ни о чем думать и беспокоиться. Это продолжалось так долго, что он разучился думать и действовать и решил, что он — камень. А вскоре навсегда забыл, кем он был до этого.

Несясь на бешеной скорости, он за несколько секунд вспомнил то, что не мог вспомнить в спокойном состоянии веками.

Разгоняясь, все быстрее и быстрее вниз по склону, разбрызгивая потоки воды и подпрыгивая на неровностях, он, в очередной раз, подпрыгнув, пролетел несколько мгновений вперед и вниз и со всего маха врезался в крепкий уступ, мощно разбивавший надвое бурные потоки воды и грязи.

За доли мгновения до того как рассыпаться на тысячи бытийностей мелких песчинок, камень почувствовал, или ощутил, а может даже подумал, что все это время, которое он лежал – он двигался. Двигался вот к этому своему концу. А коль всему есть начало и конец, то время все же имеет значение.

Рубрика: Рассказы.