Француз или Место для подвига

Цапля стояла на одной ноге в камышах у берега и думала:

— Какая скучная жизнь на озере. Ничего тебе интересного, одни лягушки, изо дня в день.

Когда-то охота на лягушек была интереснейшим делом, а теперь всё приелось.

— Может быть, во Франции лягушки какие-то совсем другие, может они голубые или красные. А может они с крыльями, и ловить их намного интереснее, — мечтала она, — они там, наверно, совершенно особенные. Вот бы слетать туда и посмотреть; а еще лучше – попробовать бы, французскую лягушку…

Томный полдень совсем разморил Цаплю, и она задремала. Шуршание камышей, покачивание в такт с ними, рождали всё новые и новые грезы. В этих грезах лягушки летали под облаками, а Цапля гонялась за ними, и её жизнь наполнялась смыслом; появилось даже место подвигам – можно было кого-то спасти… Вот только жизнью жертвовать для этого не хотелось; как бы это… так совершить подвиг, чтоб при этом не слишком напрягаться…

— Ладно, — решила Цапля, — пусть будет без подвига; и без того – должно получиться интересно, — и она продолжила свои грезы о французских лягушках.

Цапля очнулась от своих мечтаний, услышав, как что-то упало с неба. Ей стало любопытно: что бы это могло быть? Она выбралась из озера и пошла берегом, посмотреть, что это там упало.

Голубой волнистый попугайчик свалился без сил на песчаную отмель озера. Он решил, что всё — пришла его смерть, тем более, что какое-то чудище на длинных ногах надвигалось на него.
Он проклинал тот день, когда покинул свою родную, уютную, теплую клетку. От мысли о кормушке, с желтыми нарисованными цветочками, всегда наполненной едой, ему становилось совсем дурно.

— И зачем мне нужна была эта свобода?! Всё это лишь красивые слова, выдумки, фантазии неудачников, не сумевших пристроиться в жизни, оправдывающих свои неудачи выдумыванием сказок о свободе, — стонал он.

Он покинул клетку вчера утром, вырвавшись на свободу из вечного, как он считал, заточения. …Эйфория прошла к обеду, когда захотелось кушать, а кушать было нечего. И к кормушке вернуться он уже не мог: он не знал куда лететь, так как запомнить дорогу ему и в голову не пришло. Единственное, что он знал, это то, что около дома растет очень большое дерево, которое он видел через окно из своей клетки.
Сейчас он лежал на спинке, распластав крылья, подставив ничем не защищенное пушистое брюшко приближающемуся чудищу. Чудище было огромно, и Попугай, изможденный перелетом и голодом, прощался с жизнью, проклиная своё глупое стремление к свободе.

Цапля неторопливо шла по берегу, не подозревая о том, каким чудищем она представляется Попугаю, и разглядывала всё, что ей попадалось по пути. Её взгляд наткнулся вдруг на голубую крылатую лягушку.

— Француз, — подумала она, и так обрадовалась, что у неё перехватило дух.

Но восторгаться было некогда; она заметила, что француз умирает. Пошевелив своим длинным клювом отощавшее тельце и осмотрев его, Цапля решила, что он голоден. Шагнув к воде, она достала плавучего паука, предварительно соразмерив его с клювом француза, уже понимая, что это не лягушка.

— Подойдет, — подумала она, и протянула паука Попугаю.

Попугай открыл глаза и вздрогнул. Он понял, что предлагаемая ему странная штука – это еда. Его бы вырвало, не будь желудок пуст. Преодолевая отвращение и закрыв глаза, он отведал «это». Ничего, – получилось. Противно, но съедобно.
Потом Цапля принесла ему дождевого червяка. «Это» — было не лучше предыдущего, но так же съедобно. Попугай зашевелил крылышками. Цапля клювом помогла ему перевернуться со спины, а потом, взяв за шиворот, отнесла его под кустик, на сухую, мягкую травку, и встала рядом.
Теперь она могла разглядеть его хорошенько. Нежно-голубое переливчатое тельце создавало впечатление, что по нему бегут волны. Тельце дрожало, то ли от холода, то ли в ознобе, и цапля закинула его себе под крыло.

— Эй, осторожнее, — пискнул Попугай, но спасительница не услышала его. Она чувствовала, как под её крылом паническое трепыхание сменяется мерными толчками, а потом и они стихли.

Цапля забросила все свои дела и принялась выхаживать Попугая. Тот оказался капризным; поначалу он ел всё подряд, но это продолжалось недолго. Пристрастившись, со временем, к мелким мушкам, сам он их ловить не умел. Большой Цапле поймать такую мелочь трудно, но она, понимая, что без мушек её француз умрет с голоду, с неимоверными усилиями ловила их для него. Весь её день теперь был посвящен ловле мушек, но она не роптала, решив, что такова уж, видимо, её доля. И, в общем-то, она этой долей была довольна: кто-то нуждался в её заботе! – и она заботилась, самоотверженно.

Попугай окреп, и даже начал приобретать спортивную форму. Его крылья стали сильными, и он уже мог облететь озеро.

У Попугая появилась мечта, и он решил, во что бы то ни стало осуществить её. Он и раньше, до этого, видел во снах свою кормушку, разрисованную желтыми цветочками, но теперь его грёзы начали приобретать черты исполнимости. Вернуть свою кормушку — стало его целью.
Он начал тренироваться, летая вокруг озера с утра до вечера, а в перерывах усаживался на длинный клюв цапли и рассказывал ей истории, которые совершенно зачаровывали её. Они казались ей верхом совершенства, эти истории о незнакомом мире.
Попугай поведал цапле о плюшевой накидке на диване, о цветных обоях на стенах, о зеркале в коридоре. Но главным в его рассказах всегда был проволочный домик и бесконечное количество яств, подаваемых туда в кормушке с желтыми нарисованными цветочками; не жизнь, а сказка… Цапля слушала его с замиранием сердца, и думала:

— Если бы у меня был такой домик, в котором я могла бы жить с Попугаем… – я была бы самой счастливой цаплей на свете.

Увы, для неё этот домик существовал лишь в мечтах. Она мечтала о нём, пока кормила Попугая, мечтала, пока он рассказывал ей свои истории, сидя на её клюве. Этот домик снился ей по ночам, и во сне она всё пыталась пристроить его на озере, но никак не находила для него места; он упорно не вписывался в её жизнь.

А Попугай всё тренировался, и однажды наступил день, когда он решил, что готов к осуществлению своей мечты. У Белой Вороны было выяснено, в какую сторону нужно лететь, чтоб попасть в город, и есть ли в этом городе большие деревья. Было обсуждено с Лебедью, в какую сторону лететь точно не нужно. И было решено лететь, рано утром. Крылья уже окрепли, маршрут проложен… в общем: всё было готово для поиска кормушки… Вот только нужно было как-то сказать Цапле, что он улетает.

— Она не поймет моей мечты, — думал Попугай, — где ей, серой провинциалке…

Но улететь, не предупредив её, он всё же не решился. Долго готовился он к разговору, и, наконец, разговор состоялся.
Как ни странно, Цапля поняла его, и, даже, собрала его в дорогу… правда, делая это, выглядела она совсем не весело…
Снаряжая своего француза, она думала: конечно же, такой яркой, целеустремленной птице, не место в лесной глуши. Пусть он летит в свою загадочную Францию. Всем этим разговорам о городе она не придавала значения, твердо зная, что её француз не променял бы её на что-то меньшее, чем Франция. Франция была и её мечтой, но он не позвал Цаплю с собой, а напрашиваться у неё не хватило решимости. Ранним солнечным утром провожать Попугая собрались все обитатели озера. Даже Белая Ворона, как ей ни было трудно, поднялась, в эдакую рань. Ворон прилетел из своей глуши, Филин специально задержался на своей сосновой ветке.
Райская Птичка щебетала и суетилась больше всех. Лебедь дала последние наставления, куда точно не нужно лететь, и Попугай полетел.
Что до Цапли… Цапля грустно смотрела вслед улетающему французу, а из глаз её катились никому не видимые слезы. Она так была погружена в своё горе, так убивалась о своей потере, что не заметила, как на берег озера, чуть поодаль, опустился Журавль.

Журавль смотрел на цаплю и думал:

— Какая грациозная дама. Какие изумительные линии и пропорции; она, наверное, француженка.

Рубрика: Всячина, Рассказы.