ЧЕЛОВЕК «ВОПРЕКИ»

Свою маму при жизни я не понимала. Тогда, в моем детстве, она казалась мне непостижимой, странной, запредельной и… ну, совершенно точно не такой, как все. 

Она жила вопреки, наперекор, наоборот и против течения, игнорируя стереотипы и попирая правила. Но она ЖИЛА в полном смысле этого слова, на всех оборотах своей великой, бездонной Души и своего, быть может, слишком хрупкого для ее деяний, тела. 

Вся ее жизнь — утверждение того, насколько целостным, сильным и созидающим может быть человек, когда живет не только для себя и стремится к своей мечте. 

Нашей маме,
Анне Даниловне Купчинской, урожденной Гапон
(1.07.1939 – 28.11.1996).

…Ей казалось, что «так было всегда»: сколько себя помнила, она мечтала «иметь много детей» и «найти лекарство от смерти».

Не столь важно, оперились ли эти стремления под влиянием людей и обстоятельств или она пришла в этот мир с какой-то своей, уникальной миссией, и, распознав, неотвратимо следовала ей. Важно то, с каким немыслимым упорством и одержимостью она двигалась к своим целям, вытаскивая себя за волосы, выкапывая из жизненных передряг, снова и снова карабкаясь вверх.

Она и родилась-то случайно, в голодном украинском селе у 42-летней матери, которая вот только что, в голодомор, похоронила троих сыновей, растила 15-летнюю дочь и, понимая, что еще одного ребенка уже не поднять и не прокормить, прыгала с крыши и пила ядовитые травы в надежде прервать позднюю, некстати, беременность.

Одному богу известно, как мама цеплялась за жизнь еще в утробе, но все-таки появилась на свет — раньше срока и с пороком сердца. Врачи пророчили, что погибнет, но она, вопреки здравому медицинскому смыслу, выжила. И с тех пор жила — наперекор смерти, попирая страшные медицинские прогнозы, так и не уверовав в «невозможно».

Шла война, есть было нечего и, казалось бы, все силы маленького существа должны быть поглощены физическим выживанием, но она какой-то непостижимой детской интуитивностью, избрала иной путь: тайком от матери, экономящей каждую каплю лампового масла, ночью под лоскутным одеялом при коптящем каганце запоем читала книжки, выпрошенные у соседки-аптекарши.

Пища духовная восполняла ей недостаток еды. Внимание, устремленное в будущее, не задерживалось на острой нехватке сейчас. Она представляла волшебные страны, красивых людей, приключения и мечтала, что когда-нибудь в конце этой сказки на месте прекрасной принцессы будет именно она и засыпала, убаюканная мечтой. Трое ее здоровых братьев погибли от голода несколькими годами раньше, а она, больная, синюшная, задыхающаяся, но неизменно мечтающая, на удивленье выжила.

Война, лишения и голод не прибавили ей здоровья, но мама очень хотела учиться и упорно ходила в школу за несколько километров в соседнем селе. Однажды, лютой зимой, провалилась под лед и к букету ее смертельных диагнозов добавился ревматизм.

— Несовместимо с жизнью, она больше не сможет учиться, — говорили врачи, — зачем мучить ребенка, она не проживет и года.

И бабушка хотела забрать ее из школы, но мама выкарабкалась, доучилась и школу окончила.

Принять документы в медицинском училище ей отказали по состоянию здоровья – она грохнулась в обморок прямо в приемной комиссии. В медицинский институт поступила не с первого раза, но все-таки поступила. Училась днем и работала ночью в реанимации и свято верила, что найдет «лекарство от смерти».

Когда поняла, что сердечный порок – «врач, исцелися сам!» — вечный шлагбаум на дороге к ее мечте, тайком от родных отправилась к Николаю Амосову на экспериментальную операцию на открытом сердце. Это была «русская рулетка»: на заре кардиохирургии добровольцев набирали из тех, кому терять уже было нечего. Баба Лукина узнала об этом, когда операция уже состоялась и плакала под окнами реанимации: «Галя моя, Галочка… Ну что ж ты нам не сказала? Мы бы хоть попрощались..». А мама, слушая, как врачи отключают от жизнеобеспечения тех, кто не справился, упорно твердила себе: «мне нужно, я выживу, я обязательно выживу, мне нужно жить!». И она снова выжила чудом, единственная из той экспериментальной группы в 12 человек.

Детей ей рожать запретили из-за риска, несовместимого с жизнью. Но если бы это могло ее остановить: наперекор прогнозам, угрозам и запретам, она родила троих!
Нет, я совершенно не понимала ее в детстве. А она была великой затейницей и, когда казалось, что выхода нет, как фокусник кролика, доставала из закромов своих фантазий полдюжины решений на любой вкус.

Когда мы с Катей чуть подросли и, приходя со двора, обескураживали родителей вопросами на манер: «а что такое «шлюха»?», отец хотел было ограничить наше общение со сверстниками, но мама нашла гениальный выход. Еще бы! Он приближал ее к мечте – иметь много детей.

Большинство наших дворовых соратников с утра до ночи были предоставлены сами себе, поэтому мама действовала просто: собирала дома весь двор, устраивая конкурсы рисования и домашний театр, для которого сама писала сценарии, шила костюмы и созывала гостей на наши премьеры. Когда мы приносили с улицы лишай, чесотку и вшей, всей нашей честной компании мыла головы дустом и странно пахнущим, едко-желтым лекарством рисовала на тельцах цветы и забавных зверушек. Покупала годовой абонемент в филармонию и, хотя бы по разу, сводила туда всех наших друзей. К новому году приглашала малышню делать игрушки и украшать нашу елку, а потом обдирать с нее конфеты, посеребренные орешки и мандарины. Летом водила нас в настоящие походы и уж не знаю, как она решалась брать эту неугомонную ораву на пляж, понимая, что случись что — прыгнуть ласточкой в воду ей не позволит здоровье.

С навязчивым ощущением, что нас у мамы не трое, а как минимум десятеро, я отчаянно ревновала к ее вниманию: мне казалось, что чужих она любит больше. Но она просто любила детей. Любых. Пожалуй, «своих» и «чужих» для нее вообще не существовало, впрочем, к своим она относилась чуть строже и спрашивала чуть больше.

Моя тогдашняя соседка, которой посчастливилось попасть в мамины орбиты, вспоминала спустя 20 лет, когда мы, встретившись, впали в «а помнишь?»:
— А у меня самое крутое воспоминание из детства – как мы с Анной Даниловной делали театр… Знаешь, моим родителям было некогда нами заниматься, ну там завод от гудка до гудка… И я не знаю, во что бы мы превратились, если бы не ваша мама. И в педагогический я поступила именно потому, что поняла, до чего это ценно – в любви воспитывать детей.

Да, мама очень любила детей: подростков и новородков, послушных и упрямых, красивых и дурнушек, талантливых и не очень. И вообще любила людей, лучшее в них.

Прием вела до последнего пациента, а потом разносила конверты, коробки и свертки с «благодарностями», украдкой оставленные людьми в ее кабинете, по их домам. Была депутатом, но когда нужно было выбирать между третьим ребенком и карьерой, не колеблясь, выбрала материнство – и у нас появилась Надюша.

Третьи роды оказались слишком сложными: мама действительно неотвратимо умирала. Традиционная медицина развела руками и жизнь ей спасла гомеопатия. Она нашла свое «лекарство от смерти» — с момента, когда по всем природным законам ее должно было не стать, она прожила еще 19 счастливых лет, посвятив гомеопатии всю оставшуюся жизнь.

Врач от бога, она лечила днем и училась ночью, с жадным интересом к процессу и результату своего ремесла бралась за самые безнадежные диагнозы и… к удивленью коллег, помогала. Рак, цирроз, псориаз, волчанка… Она сохраняла жизнь людям, на которых другие поставили крест. Она не верила в смерть и щедро дарила своим подопечным годы полноценной жизни.

Нам постоянно звонили домой и ходили толпы паломников-пациентов со всего Советского тогда еще Союза — слава богу, мама приучила нас помогать друг другу, следить за младшей сестрой и справляться с несложными бытовыми обязанностями.

Когда она совсем слегла и не могла уже выйти на улицу, заказала дистанционный курс обучения испанскому языку и игры на гитаре, которую прежде и в руках не держала. Она занималась соционикой, астрологией и китайской гимнастикой Цигун, изучала физиогномику, хиромантию и руны, немецкую философию и «Живую этику», писала пьесы и стихи, никогда не ныла и не уставала от жизни – ей было некогда.

И она была счастлива с этими бесконечными телефонными звонками, бесконечными пациентами, бесконечной учебой, бесконечной любовью к детям и бесконечной верой в людей, несмотря на боль за грудиной, одышку, инвалидность первой группы и вечный приговор «несовместимо с жизнью».

Как ей это удавалось?

Зная, что существуют правила, она решила их не принять. Когда казалось, что смерть неизбежна, собиралась с силами и не умирала. Уставая и падая с ног, бросалась кому-то помочь. Когда ей говорили, что это тупик, не терялась и находила выход. Мир, где нормой считались обыденность, алчность, сожаленье и ложь, вывернула наизнанку, живя в добрых чувствах, помогая другим и воспитывая детей. Для многих она была последней надеждой на то, что поддержка, любовь, понимание и душевный покой все еще существуют. Она знала, что бояться нечего, а сдаваться подло и неизменно стремилась к большему, чем то, на что, казалось, была способна.

Она не знала, разверзнутся ли однажды небеса и явится ли в мир мудрый старец с добрыми глазами и белоснежной бородой… Но точно знала, что кроме нее сделать прекрасным для нее этот мир некому.

Рубрика: Рассказы.